В этом был весь Степан Макаров. Решая поставленную проблему, он последовательно находил ответы на возникавшие в ходе исследования вопросы — до тех пор, пока не получал исчерпывающую картину.

Подтверждением того, что это именно так, является премия Академии наук, которой был удостоен его труд «Об обмене вод Черного и Средиземного морей». Эта работа принесла Макарову славу выдающегося ученого. Свидетельством признания его заслуг в области физической географии моря было и избрание капитана действительным членом Географического общества.

Очевидно, океанологические исследования по-настоящему увлекли Макарова. Вернувшись в Россию в 1882 г., он продолжает обрабатывать материалы наблюдений на Босфоре.

Считая, что течения этого пролива отражают общие закономерности движения вод в океанах, он, несмотря на множество текущих важных дел, задумывает обширную программу новых исследований. Такая возможность предоставилась ему в 1886 г., когда капитан первого ранга Макаров, изъявив желание совершить кругосветное плавание на новом корвете «Витязь», был назначен его командиром.

В задачи плавания не входили какие-либо научные исследования. Это было обычное дальнее плавание русского военного корабля, предназначенное, главным образом, для морской подготовки личного состава. Более того, в морском министерстве считали, что изучение моря отрывает моряков от их прямых обязанностей.

Макаров возражал против подобного нелепого мнения, полагая, что изучение стихии, окружающей моряка, «пробуждает мысль». Поэтому на свой страх и риск он организует океанологические исследования в течение плавания, которое длилось с конца августа 1886 г. по май 1889 г.

В научную работу был вовлечен весь экипаж, недостатка в помощниках у капитана не было. Он по-настоящему сумел увлечь многих офицеров, понявших важность проводимых исследований. Это объясняет, каким образом Макарову удалось выполнить колоссальный объем работ, не имея в своем распоряжении ученых-профессионалов. В течение нескольких лет шесть раз в сутки измерялись температура и удельный вес морской воды, а некоторые наблюдения велись каждые пять или десять минут.

Образцы воды брали на разных глубинах (из-за отсутствия необходимых приспособлений только до 800 м), для чего приходилось останавливать машину и убирать паруса. При этом определяли скорости течений, измеряли глубины, брали пробы грунта вместе с придонными организмами. Так что работы хватало и матросам, и офицерам.

После первичной обработки материалов, собранных на «Витязе», Макаров увидел, что их недостаточно для широких обобщений. Поэтому он ограничил район исследования северной частью Тихого океана, с которой был знаком по своим предшествующим плаваниям. Кроме собственных наблюдений, Макаров тщательнейшим образом проанализировал судовые журналы всех русских кораблей, плававших в водах Тихого океана, а также данные некоторых иностранных экспедиций.

Итогом явилась вышедшая на русском и французском языках книга Макарова «Витязь и Тихий океан». Она не только насыщена большим фактическим материалом, но и богата оригинальными мыслями автора; большинство их стало крупным вкладом в теорию и методику океанологических исследований. Книга, ставшая классическим трудом по океанологии и составившая ее автору мировую славу, была удостоена новой премии Академии наук и золотой медали Географического общества.

А на фронтоне Океанографического института в Монако среди других названий кораблей, на которых были проведены крупнейшие научные исследования Мирового океана, почетное место со временем заняло и имя корвета «Витязь».

Может возникнуть вопрос — неужели, пройдя три океана и побывав в десятках портов, познакомившись с природой и населением разнообразных стран, Макарову не захотелось все это описать в популярной форме? А может быть, будучи строгим ученым, он просто не умел этого делать?

Некоторые исследователи жизни адмирала отмечают, что в своих описаниях длительных морских путешествий, он действительно был не склонен к художественному стилю. Мол, язык многочисленных дневников, путевых заметок и научных докладов, личных и служебных писем Макарова всегда деловит и строг. Может быть, и так. Но возможно, торопясь оставить научное наследие, он просто не успел изложить на бумаге для широкого круга людей то, что прекрасно знал и любил.

Свидетельством же способности рассказывать образно и ясно является, на наш взгляд, следующий образец рассуждений ученого во время научных наблюдений на «Витязе»: «Глубины океанов, а в особенности морей остаются как будто под покрывалом. И каждый раз, когда наблюдатель опускает в глубину моря свой батометр для доставания воды, он делает отверстие в этом покрывале.

Таких отверстий сделано еще очень немного. То, что видно сквозь эти отверстия, дает только легкое понятие о явлениях, происходящих в глубинах. И нужно еще много и много трудиться, пробивая в различных точках таинственное покрывало, чтобы верно определить общую картину распределения температур и соленостей воды на глубинах и сделать правильные заключения…».

Кстати, известно, что во время плавания на «Витязе» Макаров вел подробный дневник, в который заносил массу интересных фактов, не касающихся научной работы. И делал это в интересной литературной форме... Дневник до наших дней, увы, не сохранился.

1 января 1890 г. за отличие по службе 42-летний Макаров был произведен в контр-адмиралы. С этого времени Степан Осипович занимает ряд ответственных должностей в морском флоте. Это, конечно же, увеличило число его завистников и недоброжелателей. Но, если в высших морских кругах о Макарове могли сказать, что он «выскочка» и «мужик», то молодежь и знавшие его матросы с восторгом произносили имя адмирала. Благодаря научным работам, имя Макарова становилось все более известным и за границей.

Особенно внимательно там следили за его идеями в области непотопляемости судов, которые он продолжал развивать и которые на родине Макарова воплощались с огромными трудностями. Как обычно, многие из тех, от кого зависело принятие решения, в его предложениях видели лишь желание «выслужиться перед начальством».

Очередным примером тому стало изобретение Макаровым специальных наконечников для снарядов, отчего последние получили способность пробивать броню кораблей. Эффективность изобретения была настолько ошеломляющей, что за границей Макарова назвали «победителем брони», а само техническое новшество вскоре стало достоянием всех флотов мира (адмирал Макаров даже не взял на свое изобретение патента). В России же макаровские наконечники были приняты на вооружение лишь перед войной 1904-1905 гг.

В середине 90-х годов Макарова назначают командующим эскадрой на Средиземном море, где он вновь начинает заниматься океанологическими работами. Они же занимают его внимание и во время плаваний эскадры в Индийском и Тихом океанах. Результаты этих исследований Макаров излагает в своей очередной научной работе. Казалось бы, невозможно, совмещая свои немалые служебные обязанности с изучением океана, заниматься чем-либо еще. Но примерно в это же время (1897 г.) выходит из печати труд Степана Осиповича совершенно иного направления — «Рассуждения по вопросам морской тактики». Он быстро получает мировую известность и издается на английском, а затем на итальянском, японском и турецком языках.

Приведем любопытный факт, свидетельствующий о неординарности этой работы. Летом 1902 года в Кронштадт зашло учебное судно из Аргентины. Командир этого корабля, посетив Макарова (бывшего тогда командиром порта), в присутствии офицеров и команды приветствовал того, как учителя военных моряков и творца классической книги, по которой в Аргентине изучают тактику.

Адмирал не смог скрыть своего изумления, особенно после того, как аргентинский капитан показал экземпляр «Морской тактики» Макарова, напечатанный в Буэнос-Айресе на испанском языке. Зато в начале 1904 года на телеграмму Макарова в морское министерство России с просьбой напечатать пятьсот экземпляров той же «Морской тактики» пришел ответ — «Не признано возможным»...

Последний период жизни Макарова знаменателен еще одним чрезвычайно интересным проектом, который адмиралу, несмотря на обычные, чинимые ему препятствия, удалось, все-таки, частично реализовать. Еще в начале 90-х годов у него появилась идея создания ледокола, способного бороться с полярными льдами.

Это не был просто интерес к рекордам, хотя и предполагалось достичь на проектируемом корабле Северного полюса. Постройка мощного ледокола знаменовала бы собой начало новой эры в арктическом мореплавании.

Ведь до этого плавание во льдах было «пассивным», т. е., кораблям приходилось выискивать путь по чистой воде среди льдов, перед которыми они были беспомощны. Ледокол же предназначался для активного плавания сквозь льды и мог бы обеспечить навигацию вдоль северных берегов Сибири.

Все это было очевидным для Макарова. Но, имея печальный опыт, адмирал четыре года вынашивал свою идею, обстоятельно изучая все, имевшее хоть какое-то отношение к данному вопросу.

Подготовившись, в 1897 году он делает первую официальную попытку заинтересовать морское ведомство изучением Севера с помощью ледоколов. Однако, как всегда, косность и бюрократизм чиновников оказались не менее прочными, чем полярные льды.

Предложение Макарова отвергли одним росчерком пера, даже без рассмотрения его докладной записки специалистами. Но разве можно было этим удивить или остановить беспокойного адмирала? Он разворачивает бурную пропаганду своей идеи: в марте выступает на конференции Академии наук со специальным докладом о значении ледоколов в исследовании Арктики.

Затем Степана Осиповича слушают на экстренном заседании Географического общества, где присутствуют именитые сановники и даже члены императорской фамилии.

В апреле в Морском собрании, а в мае опять на заседании Русского Географического общества Макаров выступает на ту же тему. Кроме того, появляются многочисленные восторженные отклики прессы, которые способствуют ознакомлению широких масс России с новой идеей адмирала.

Дело получает общественный резонанс такого масштаба, что сам царь обращает внимание министра финансов С. Ю. Витте на проект Макарова. Но только после поддержки идеи ледокола Д. И. Менделеевым, чей научный авторитет был в России достаточно высок, адмиралу начинают идти навстречу. Вскоре Макаров встречается с Менделеевым; они договариваются по всем вопросам и совместно составляют для министра докладную записку с подробными объяснениями цели постройки ледокола.

Получив аудиенцию у министра финансов, Макаров, в соответствии с пожеланиями Витте, лично отправляется в Карское море, где совершает плавание на пароходе. Цель — на месте ознакомиться с арктическими условиями, оценить ледовую и навигационную обстановку.

Во время этой краткосрочной командировки Макаров встречается для консультаций с опытными норвежскими полярными капитанами, в том числе с Отто Свердрупом, бывшим командиром нансеновского «Фрама» ***. Общение с ними помогает Макарову все больше верить в осуществимость своей идеи. Да и полученные им у бывалых моряков сведения об условиях плавания во льдах были чрезвычайно полезны. Все собранные им в пути материалы Макаров изложил в обширном отчете министру.

В ноябре 1897 года правительство, наконец, выделяет деньги на постройку ледокола, и комиссия во главе с Макаровым приступает к разработке технических условий. В связи с отсутствием у отечественных судостроителей необходимого опыта, Макаров решает строить ледокол за границей, в Англии. На специально изготовленной модели будущего судна он многократно проводит эксперименты по обеспечению прочности будущего ледокола и его непотопляемости. Результатом явились очередные технические новинки, которые адмирал внедрил в свое детище, названное «Ермак». Как впоследствии показало плавание, во льдах эти новшества оказались не лишними, но, увы, недостаточными...

21 февраля 1899 года ледокол «Ермак» отправился в свое первое плавание. Испытание, в прямом смысле, на прочность состоялось в Финском заливе и прошло успешно. Здесь ледокол оказал помощь целой группе пароходов, застрявших во льдах. Появление же корабля на рейде Санкт-Петербурга собрало многотысячную толпу, которая в полной эйфории, с умилением и благоговением взирала на чудо конца 19 века, созданное русским моряком.

Очень многие, не имевшие абсолютно никакого представления об Арктике, считали, что дело сделано, — полярные льды будут взломаны, полюс покорен… Но сам Макаров так не думал. Он прекрасно сознавал разницу между теми условиями, в которых «Ермак» работал в Финском заливе, и теми, что ему предстоит испытать в Арктике. И адмирал не ошибся.

Последующие два плавания, которые в 1899 г. «Ермак» под начальством Макарова совершил в Северном Ледовитом океане, оказались неудачными. Особенно огорчил Макарова (а недругов адмирала чрезвычайно обрадовал) второй рейс, во время которого ледокол получил значительную пробоину в подводной части корпуса. Отдельной повести достойна последовавшая затем эпопея разбора плавания специальной комиссией и подробнейших объяснений со стороны Степана Осиповича.

В условиях непрекращающихся нападок в печати и противодействия чиновников, ценой неимоверных усилий ему все же удается доказать целесообразность продолжения испытаний ледокола.

Но вот что поразительно: помимо подготовки многочисленных докладов и писем в защиту своей идеи, Макаров за короткое время успевает обработать результаты научных наблюдений, проводившихся на протяжении двух плаваний «Ермака», — по гидрологии, метеорологии, магнетизму и структуре льда. Интересно также, что впервые в подобных исследованиях была применена киносъемка. Все это затем нашло отражение в капитальном, объемом более 500 страниц, труде Макарова «Ермак» во льдах», вышедшем в 1901 году.

Увы, первый год нового столетия стал последним в коротком «макаровском периоде» работы ледоколов на Крайнем Севере. В третьем арктическом плавании экспедицию на «Ермаке» подстерегает очередная неудача, и… «высочайшим повелением» адмирала отстраняют от дальнейших научных исследований Арктики, навсегда разлучают с его детищем — ледокольным судном.

«Ермак Степаныч», как окрестила судно его команда, переживет своего конструктора на 60 лет, принесет огромную пользу стране и станет родоначальником целой серии более современных ледоколов. Создатель же «дедушки ледокольного флота», адмирал Степан Осипович Макаров, несмотря ни на что, продолжал служить верой и правдой своему отечеству. А оно в нем, без сомнения, нуждалось. Никто иной, как «беспокойный адмирал», понадобился в тяжелые для России дни русско-японской войны.

Назначенный 1 февраля 1904 года командующим Тихоокеанским флотом, Макаров, как обычно, развернул кипучую деятельность. Благодаря этому за короткое время заметно выросли боевой дух и боеспособность флота; он отказался от тактики пассивной обороны. В поисках противника Макаров сразу же начинает выходить с кораблями в море…

«В море — значит, дома!» — так говаривал Степан Осипович Макаров. Но кто знал, что эти слова обретут совсем иной, страшный смысл 31 марта 1904 года? В этот день, в 9 часов 30 мин., подорвавшись на мине, броненосец «Петропавловск» вместе с находившимся на его борту командующим, выдающимся флотоводцем и ученым, адмиралом Макаровым менее чем за две минуты погрузился в холодные глубины океана.

Так море действительно стало последним и вечным домом для человека, который любил его всю свою жизнь.

---

* Кондуктор — воинское звание унтер-офицеров сверхсрочной службы в русской армии и флоте до революции. (Прим. ред.)
** Гардемарин — звание в русском флоте со времен Петра I, установленное для выпускников морского кадетского корпуса при направлении их на флотскую службу. (Прим. ред.)
*** «Фрам» — судно, построенное Фритьофом Нансеном, для дрейфа во льдах Арктики. Об этом плавании читайте в ВС № 9, 2002 г.