Третья неделя января посвящена празднику Ати-Атихан (по-филиппински букв. «похожий на ати»), одному из самых красочных и известных в основном на Бисаях, в городке Калибо на о. Панай в центре небольшой провинции Аклан.

Праздник этот, вроде бы историко-этнический, относится к филиппинским аборигенам аэта (ати, ита), давно уже изгнанным с равнин в горные неудобья на островах архипелага. Театрализованное действо отражает реальные исторические события. В XIII в. малайские князья-дату с Калимантана (Борнео) купили у малорослых негритосов-австралоидов Паная принадлежавшие им на равнине плодородные земли.

Они презентовали вождю ати Марикудо шлем и обоюдоострый кинжал-крис с волнистым лезвием из золота, а его миниатюрной супруге – драгоценное ожерелье, с условием, что ати переселятся в горы. В историю эта сделка вошла под названием «покупка или обмен Паная».

Однако, вскоре между аборигенами и новопоселенцами возникла вражда. Тогда один дату, вероятно, самый мудрый, пригласил вождя и старейшин ати спуститься с гор в Калибо для мирных переговоров. Он встретил их с почетом, напоил и угостил на славу, достойно одарил.

А потом они заключили «пакт мира и дружбы», скрепив его, как положено, кровью. Всю ночь пили и веселились, а под утро аборигены в полном боевом вооружении торжественным маршем возвратились в горы. С тех пор такие дружеские встречи сделались традиционными в начале каждого нового года, что и положило начало этому празднику.

Праздник благополучно здравствует вот уже восьмое столетие, хотя самих аэта-ати уже почти не осталось, и распространился и на другие острова Филиппинского архипелага. На Панае он слился с праздником благодарения за удачный урожай.

Филиппинские «ряженые», в основном мальчишки и молодые люди, дочерна натерев золой лица и руки, в причудливых набедренных повязках из соломы и в смешных головных уборах из перьев и океанских ракушек, проходят цепочкой по городу церемониальным шагом, высоко задирая ноги и потрясая копьями, поют песни аборигенов, кричат и свистят, сверкая подведенными белой краской глазами, танцуют шуточную пляску «ати», вовлекая в нее многочисленных зрителей из числа местных жителей и гостей.

В Калибо праздник продолжается несколько дней и ночей, тем более, что здесь он совпадает и с христианской фиестой в честь святого покровителя города – Санто-Ниньо, или Иисуса-младенца. И тут филиппинцы проявляют себя одновременно и как добрые правоверные католики, и как застарелые язычники.

Прежде провинциальный, местный, этот праздник ныне хорошо известен на соседних островах Бисайского архипелага, на Лусоне. Зрителей особенно привлекает его живописная, карнавальная сторона. Его разыгрывают даже в Маниле, где мне довелось его увидеть и даже принять в нем участие.

Праздник Тадтарин (или Таттарин) в самой середине лета – один из самых оригинальных, интересных и загадочных на Филиппинах – несет в себе, без сомнения, следы здешнего матриархального прошлого.

Он начинается 21–22 июня, в дни летнего солнцестояния, и длится три дня. Снобы именуют этот подлинно народный праздник «сельскими развлечениями» или, еще обиднее, – «радостью черни». Действительно, в этом раскрепощенном и исключительно ярком празднестве проступают некие языческие черты, как в православной Масленице (масляной неделе) или в современных праздниках филиппинских горцев-язычников на севере Лусона в честь их божеств обильного урожая и дождя.

Праздник Тадтарин, одной из древнефилиппинских богинь, покровительницы женщин-матерей, почти совсем забылся к XVII столетию, когда колониальная администрация и монахи с особенным старанием искореняли все языческое.

Но уже в середине следующего века, поначалу тайно, началось его возрождение на новой, христианской основе, поскольку третий, последний его день совпадал с праздником св. Иоанна Крестителя. Иоанн Креститель, или Предтеча, как известно, провозгласил приход мессии и совершил обряд крещения Иисуса Христа в реке Иордан.

Филиппинки, покладистые и терпеливые, внешне тихие и покорные, имеют немного времени для развлечений, как только выходят замуж. Но в эти три дня раз в году они позволяют себе, как теперь у нас говорится, «расслабиться», «оторваться». Это подлинно женский праздник, не включаемый ни в один из официальных праздничных реестров до настоящего времени.

Во время праздника, возродившегося по-настоящему, как считается, в манильском районе Пако в первой половине XIX в., символически воспроизводится вся жизнь богини Тадтарин – с детства до старости. Мистерия разыгрывается три дня, вернее, трое суток, почти без остановок, без перерыва, – меняются только главные исполнители.

В первую ночь и в предрассветные сумерки роль Тадтарин вдохновенно играет маленькая хорошенькая девочка, которой очень льстит всеобщее внимание (филиппинские дети вообще безумно любят выступать, петь, читать стихи). Во вторую ночь, утром и до полудня Тадтарин изображает зрелая женщина, как правило, с весьма внушительными формами, а на третьи сутки – хилая старуха, по сюжету, умирающая и воскресающая вновь, для новой жизни. Как рассказывают очевидцы, самое яркое впечатление от представления можно получить ныне в городке Сан-Хуан в провинции Рисаль, что по соседству с Манилой (ныне в составе Большой Манилы).

Первой ночью начинается фиеста в честь богини плодородия. Женщины окружают маленькую девочку и славят Тадтарин, распевая старинные песни и исполняя периодически одноименный церемонный круговой танец «тадтарин». С наступлением рассвета число участниц значительно увеличивается, нарастает шум, появляются зрители. Как только начинает припекать солнце, процессии сворачивают в сады и рощи, выплескиваются на поля.

Участники и зрители поливают друг друга водой из колодцев, рек, ручьев и канав. Буйство усиливается. Мужчины предпочитают держаться в стороне. Женщинам же позволяется все, иначе не вырастет рис, не вызреют фрукты и овощи, высохнут реки, передохнет скотина.

На второй день картина резко меняется. Впереди женских толп по улицам и пыльным сельским дорогам следуют небольшой стайкой обнаженные по пояс молодые люди. Они несут большие изображения Иоанна Предтечи в виде прекрасного белокурого мужчины. Традиционно считается, что грозный иудейский пустынник был темноволос и не слишком хорош собой, но женщины хотят видеть его красивым и сильным.

За юношами сквозь сплошной коридор любопытствующих, главным образом мужчин, валит толпа разгоряченных поклонниц святого, пляшущих и визжащих, орущих и поющих. Шум стоит такой, что со страху начинают реветь домашние животные. Мужчины оглядывают проходящих женщин откровенно сладострастно, особенно когда мелькнет обнаженная грудь, но тем не менее называют их между собой шлюхами. Однако на мужчин никто не обращает внимания. Они сегодня никому не нужны, эти беснующиеся самцы, распаленные зрелищем и горячим солнцем.

Пожалуй, нет такой филиппинской женщины, которая бы открыто или тайком от мужа, детей и родственников, не хотела принять хотя бы непродолжительное участие в празднике.

Одевшись поплоше, иногда под вуалью, они присоединяются к той или иной процессии. Маленькие девочки с мамами, подростки, взрослые девушки, уже мечтающие о собственной семье, молодые дамы, солидные матроны, матери больших семейств, пожилые и совсем старые, – женщины всех возрастов, сословий, религиозных убеждений и политических пристрастий, доктора наук и полуграмотные крестьянки – все равны в буйствах этих дней, все участвуют в исступленном веселье.

Кричат, визжат, поют, пляшут, нелепо размахивая руками, выделывают дикие па, высоко вздымая широкие юбки и распустив волосы. Празднество достигает пика, когда отдельные участницы впадают в состояние транса. Над толпой витает стойкий запах пота и дезодорантов.

На третью ночь все идут смотреть на Тадтарин-старушку, седую женщину с жезлом в одной руке и пучком рисовых побегов в другой, торжественно, с большим достоинством шествующую среди орущих и беснующихся спутниц с полубезумными взглядами, чьи распущенные волосы украшены белыми цветами сампагиты и закутаны в черные шали. На площади перед церковью не протолкнуться: все хотят получше рассмотреть самое главное – умирание и воскрешение Тадтарин.

За ней маленькие девочки в скромных нарядах несут небольшое деревянное изваяние Иоанна Крестителя – примитивно-грубое, с несоразмерно большой головой и маленьким телом. Теперь он воспринимается, как злая пародия, язвительная карикатура, саркастическая насмешка над всем родом мужским. Святой выглядит беспомощно и жалко среди своих истерически визжащих почитательниц. Некоторые полагают, что в этом сюжете отразился описанный в Библии факт издевательств над Иоанном в темнице царя Ирода Антипы и его жены Иродиады, перед усекновением главы Крестителя.

Посреди площади старая Тадтарин картинно слабеет, роняет голову на грудь и медленно опускается на колени. Ее укладывают на циновку и покрывают саваном вместе с жезлом и ростками риса. Все отступают на несколько шагов, оставляя «усопшую» в образовавшемся круге.

Накрыв головы шалями, женщины мерно раскачиваются и начинают поодиночке голосить, как бы отпевая старуху. Постепенно отдельные голоса, нестройные завывания сливаются в мощный всеобщий хор, похожий на какой-то нечеловеческий рев. Когда луна поднимается достаточно высоко, причитания разом стихают. К Тадтарин приближается одна из маленьких девочек и откидывает саван.

Седая старушка открывает глаза, как бы пробуждаясь, и медленно садится, не сводя взгляда с лунного диска. Потом встает и простирает руки к небу, словно предлагая свой жезл и пучок рисовых ростков луне. Тут, едва не сметая богиню, толпа женщин, скинув в одно мгновение траурные шали, снова пускается в дикий пляс. Площадь вновь наполняется радостным смехом, визгом, криками, песнями. «Девочки вырываются из рук родителей, жены из рук мужей, чтобы присоединиться к вакханалии», – говорится в рассказе ведущего филиппинского прозаика Ника Хоакина «Летнее солнцестояние», прекрасно описавшего эту часть праздника.

Затем, уже ближе к рассвету, поток устремляется в церковь к ранней мессе в день св. Иоанна Крестителя. Это, по существу, завершение праздника Тадтарин. Толчея неимоверная, и не дай бог попасть в толпу неразумному мужчине: заплюют, защиплют, вырвут последние волосы. Мужчинам позволяется участвовать в некоторых ритуалах праздника Тадтарин только в том случае, если на них будет что-нибудь из женской одежды – шаль, платок, на худой конец, чулок на руке или вокруг шеи.

Таким образом, достигается определенное унижение филиппинских мужчин, пусть один раз в году. В языческой первооснове праздника Тадтарин, таинственного и священного, дошедшего до сегодняшнего дня с незапамятных времен, лежит древнефилиппинский миф о лунном происхождении женщины и солнечном – мужчины, о появлении Луны прежде Солнца, женщин прежде мужчин и, соответственно, жриц-плясуний байлан прежде жрецов на Филиппинских островах. Тогда острова еще именовались древними китайцами Майи, а Птолемеем – Маниолас...

Женщины здесь были тогда хозяйками положения, владычицами, мужчины буквально молились на них. В дальнейшем филиппинки также остались гораздо более свободными и независимыми, нежели многие другие их азиатские сестры.

Согласно мифу, женщины подчинялись, как приливы и отливы океана, только Луне, вызывавшей у них даже первую женскую кровь. Христианскую сторону этого праздника связывают не только с Иоанном Предтечей, но и с Марией Магдалиной, отождествляемой с евангельской блудницей, чья «страсть галлюцинирующей женщины дала миру воскресшего Бога», как писал в своей книге «Жизнь Иисуса» Эрнест Ренан.

Наиболее активные участницы фиесты в честь Тадтарин отходят от праздничного состояния далеко не сразу, продолжая и дома стонать и вопить, стаскивать с себя одежду, безумно хохотать. Обычно скромные и благонравные, они не стесняются наготы, требуют от мужчин всяческих знаков обожания.

Мужья в эти часы становятся смирными, как ягнята, исполняют все их приказы – поцеловать ногу, туфлю и т.п. Один из хоакиновских персонажей в такой миг говорит: «Сейчас она не моя жена. Она жена реки, крокодила, она жена месяца». Для мужей они, женщины, становятся Тадтарин. Но хороший филиппинский супруг всегда полагается на порядочность своей жены...

* Самое интересное, что точно такие поверья связаны у индийцев с праздником колесниц, Ратха-Ятра, особенно пышном в городе Пури. (прим. ред.).

---