Впрочем, что касается приоритетов, ушлые шотландцы даже не пытались их оспаривать. Уж больно крепко уважали они Историю, потому как были ее полноправными героями, хотя и натерпелись от нее, родимой, изрядно.

Шотландцы поступили очень мудро — взяли да и благословили свое детище крестом Андрея Первозванного (своего покровителя) в виде буквы «Х», обратив таким образом всех потомков древних кельтов в свою веру, имя которой было «скотч».

Иначе говоря, назвав «скотчем», хитроумные скотты — они же шотландцы — без всякого зазрения совести переименовали на свой лад исконную ирландскую водку. И со временем новое название прижилось.

А это означало, по сути, следующее: говоришь «скотч» — имеешь в виду виски. Или, наоборот: слышишь «виски» — подразумеваешь Шотландию. Что, собственно, и требовалось доказать!

Таким, стало быть, образом старая добрая водка шотландских горцев «уисце-бита», как две капли воды похожая на ирландскую гэльскую, превратилась сначала в «ушку» — благодаря стараниям бравых гвардейцев Генриха II. Потом она стала называться «ушкей», а чуть погодя — «вушкей». Ну и, наконец, — просто «виски».

В общем, название менялось до тех пор, покуда окончательно и бесповоротно не утвердилось общеизвестное «скотч», — в угоду новомодным веяниям на мировом рынке алкогольной продукции.

Но Америка была, что называется, начеку. И тут уж она дала фору даже старушке Европе. Американцы, предпочитавшие экспериментировать с новшествами лишь в сфере вооружений, застраивали свои земли военными базами.

А пока суд да дело, в стране разразился рок-н-ролльный бум. Добропорядочные американские граждане заслушивались хитом Элвиса Пресли «Голубая Луна Кентукки» и знай себе потягивали виски со льдом — родной «Бурбон-он-ээ-рокс».

Рокер Элвис и кумир поклонников музыки кантри Билл Монро воспевали бескрайние, поросшие пыреем, холмы штата Кентукки, который лучше всех знали разве только почитатели «Бурбона».

В XVIII веке то был едва ли не самый обездоленный штат в Америке. В соседних штатах даже ходила злая шутка: кентуккские псы до того отощали, что когда они лают, то жмутся к изгородям, чтобы не свалиться без сил.

В 1789 году в глухом местечке — где-то между Бардстауном и Луисвиллом — поселился один баптистский пастор. Второй городок нарекли в честь Людовика XV, хотя, впрочем, как его только ни называли: и Луавуллом, и Луавилем, и даже Луейвиллом.

Неизменным оставался лишь герб города — голубая королевская лилия. Пастор же был родом из Шотландии, и звали его Илия Крэг.

Когда наш преподобный отец перебрался на новое место жительства, за душой у него не было ничего, кроме Библии да святого креста. Однако даже при такой скудости он мог творить чудеса: ему удавалось снимать богатые урожаи ржи и превращать все это в виски, наподобие того, что было в ходу в Пенсильвании.

И вот однажды преподобного Крэга осенило: что, ежели попробовать гнать виски из кукурузы, благо ни один винокур ничего похожего прежде не делал? В селении Лаймстоун, приютившемся в том месте, где кристально-чистая река Кентукки впадает в полноводную Огайо, он соорудил незатейливый перегонный куб.

И, следуя классическим законам самогоноварения, принялся гнать водку из сброженного сусла, приготовленного из кукурузных зерен. Согласно легенде, полученный продукт святой отец разливал в бочки, которые он же, соответственно, мастерил из досок белого дуба, малость передержанных на огне.

Никто, правда, не знает, делал ли он это намеренно или нет, но, как бы там ни было, виски у преподобного Крэга получалось темнее обычного, к тому же оно отдавало древесным углем.

Вскоре причалы Нового Орлеана заполнились бочками, о происхождении и содержимом коих можно было судить по цветастой надписи, сделанной опять-таки вручную: «Бурбон».

Так называлась земля, приютившая Илию Крэга; она все еще хранила воспоминания о том, что когда-то часть Америки была подвластна французской короне.

Итак, преподобный Илия Крэг дал миру «Бурбон», и с тех самых пор этот сорт виски ассоциируется только с одним местом на земле — бескрайними просторами штата Кентукки.

Если опять-таки обратиться к истории, в эпоху первопоселенцев, винокурение в Америке считалось вполне законным промыслом. И вдруг на тебе: в один злополучный день Джордж Вашингтон взял да изменил правила игры.

Дело в том, что Вашингтон, возглавивший борьбу за независимость Соединенных Штатов, стал президентом благодаря поддержке пуритан и стражей закона из числа воинствующих трезвенников.

Так что ему волей-неволей приходилось делать все, чтобы смыть с себя былую славу заправского пьяницы. И тут он во всем следовал советам Бенджамина Раша, слывшего не только светочем военно-полевой хирургии и героем войны за независимость, но и яростным борцом за трезвый образ жизни.

Именно Раш встал во главе крестового похода против бражничества. Он состоял в секте «квакеров-шекеров» и, как все ее члены, верил, что «отправится в рай, танцуя». Да уж, жизнь шекеров и впрямь больше походила на нескончаемый перепляс — с притопом, руки по швам...

Квакеры-шекеры считали, что спиртное и грех — одно и то же. И виски стало той легкой уязвимой мишенью, на которую, точно по команде, обрушились сторонники Бенджамина Раша. Так началась непримиримая война с «пороком, чреватым физическим и духовным вырождением нации».

Джордж Вашингтон, на беду, благословил религиозных фанатиков, под водительством Бенджамина Раша, на борьбу за чистоту моральных устоев, а сам тем временем взялся издавать указы, во исполнение коих спиртное отныне стало облагаться непомерными налогами.

Однако фермеры тотчас дали отпор президентскому произволу. Бунт вспыхнул в Пенсильвании.

Туда повадились чиновники налоговой службы, но подобные наезды зачастую оборачивались для них позором: горе-инспекторов хватали, вымазывали с ног до головы дегтем, вываливали в перьях и выпроваживали восвояси.

А в 1791 году пенсильванские фермеры, числом 5 тысяч человек, выступили в поход на Питсбург, угрожая камня на камне не оставить от этого оплота пуританства.

Джорджу Вашингтону пришлось бросить против вооруженных вилами и допотопными кремневыми ружьями фермеров регулярные войска. И спустя три года президентская армия разгромила повстанцев в пух и прах.

Особенно строптивых фермеров отлавливали, ставили к позорному столбу на городских площадях и в довершение ко всему облагали непосильными поборами...

Побежденным ничего не оставалось, как сниматься с обжитых угодий, обрекая себя на добровольное изгнание. Так что после Пенсильванского побоища толпы разобиженных на судьбу селян потянулись в Кентукки — в поисках мира, покоя и процветания.

На новом месте беженцев — в основном это были ирландцы и шотландцы, а также немцы — встречали с распростертыми руками. И вскоре, обращенные в веру преподобного отца Крэга, они уже бойко и радостно разливали в бутылки «огненную» воду, настоенную на золотистых зернах кукурузы...

Много позднее, в 1873 году, в борьбу за трезвость вступила «железная» Кэрри Амелия Нейшн — эдакий крестоносец в юбке. Оружием ей служили Святое писание и топорик, а еще — необоримое желание отомстить за пережитые невзгоды. Кэрри родилась в середине прошлого века в самом сердце штата Кентукки. Она была вдовой вконец спившегося врача по имени Чарлз Глойд.

Когда он умер, Кэрри похоронила его в общей могиле — рядом с другими пьяницами... Она еще раз вышла замуж — и снова неудачно: второй супруг, в конце концов, потребовал у нее развода.

Он служил адвокатом, и жить под одной крышей с «женой-прокурором» ему стало невмоготу...