Мы уже говорили о том, что в середине XIX века в районе верхнего Нила, несмотря на формальный запрет властей, свирепствовали работорговцы. Они опустошали целые районы на юге Судана; оставшееся население бежало в самые глухие места.

Плывущие по реке барки, груженные «живым товаром», и караваны невольников были обычной картиной в этом районе.

Не только арабские купцы, посылавшие на юг все новые и новые отряды за чернокожими невольниками, но и некоторые европейцы, формально охотившиеся за слоновой костью, были не прочь разбогатеть на «живом товаре».

Наблюдая все ужасы торговли людьми, Тинне была действительно потрясена. В одном из ее писем на родину есть такие слова: «Никогда в своей жизни я так не ужасалась... Я, как и все, слышала рассказы о караванах рабов, читала много раз их описания, но я не могла себе представить, до какой степени может доходить жестокость, грубость и цинизм работорговцев».

Черный континент, куда она так стремилась в течение многих лет, был полон несправедливости и жестокости. Алексина, как могла, пыталась бороться с этим злом.

Можно сказать, что главным результатом экспедиции голландки на верхний Нил стал моральный удар по работорговле. До Тинне ни один европеец всерьез не занимался этой проблемой.

Первая встреча Тинне с невольничьим судном произошла на притоке Нила, реке Собат. Состояние рабов было настолько ужасным, что Алексина приказала остановить свой пароход и вступила в переговоры с капитаном судна. Когда тот отказался отпустить рабов, — она выкупила их, причем капитан, пользуясь жалостью голландки, заломил втридорога...

Тинне освободила негров и велела им идти в родные края. Она собиралась еще и раздать африканцам продукты из собственного запаса, чтобы те не погибли от голода в тропической чаще. Однако негры, поняв, что они свободны, не дожидаясь еды, бросились бежать и исчезли в зарослях на берегу. Путешественница расплакалась...

За время своих путешествий по Нилу Алексина освободила таким образом много рабов. Некоторые из них поступали к ней на службу, чтобы отблагодарить свою избавительницу, и становились ее преданными друзьями — Судан молодая голландка покинула с целой свитой из восемнадцати африканцев.

Она взяла бывших рабов с собой, зная, что в противном случае их вновь закабалят... Даже возвращаясь из трагической экспедиции на Бахр-эль-Газаль, Алексина все же нашла силы, с помощью своих слуг и охраны, захватить один встречный корабль с работорговцами-пиратами, чтобы предать их суду.

Имя ее облетело весь верхний Нил. От деревни к деревне шли легенды о белой девушке, которая помогает рабам. Алексину называли не иначе, как Бент-эль-Ре — «Дочь короля». То ли из-за ее королевской щедрости и доброты, то ли из-за слухов о том, что по Африке странствует дочь султана Стамбула, — но Тинне дали именно это имя. Вскоре оно стало хорошо знакомым в самых глухих деревушках на Ниле и приобрело магическую силу.

Если обычно при появлении арабов и европейцев население пряталось в чаще или готовило стрелы и копья, — то, узнав, что близится Бент-эль-Ре, люди делались гостеприимными и были рады оказать ей любую помощь...

Слава «дочери султана» поразила даже арабских работорговцев. Один из них, наводивший ужасы на весь верхний Нил, поспешил отдать почести Тинне и предложил ей стать королевой Судана.

Как-то во время путешествия по реке Собат, когда пришло время запастись дровами для парохода, в одном из самых опасных мест, где местное население было настроено против всех белых, Алексина с десятью солдатами бесстрашно ступила на берег. Африканцы же приняли ее с почестями и предложили трон, если она освободит их от тирании охотников за рабами...

Репутация доброй, великодушной и щедрой женщины закрепилась за ней очень рано. Однажды, после экскурсии на Масличную гору, в ворота запертого на ночь Иерусалима ее с матерью пустили, лишь узнав, что это уже прославленная «европейская принцесса». На пароходе по пути из Марселя в Египет, во время третьего путешествия, Тинне величали не иначе, как «неаполитанской королевой»...

За доброту и участие африканцы платили Тинне той же монетой. Итальянский путешественник Карло Пьяджа писал: «Туземцы, которые обожали Тинне, объявили ее своей королевой.

Они состязались в сборе для нее дров и добыче воды и старались освободить от травы и валежника дорогу, по которой она должна была пройти...» Слова, особенно важные, если учесть, что Тинне оказалась единственной женщиной, удостоившейся упоминания в мемуарах Пьяджи...

Алексина жила в Хартуме, испытывая тяжелейшее физическое и душевное состояние. К горечи от потери близких людей, к ощущению своей вины прибавилось желание мести. Она давно уже питала неприязнь к Мусе-паше из-за его тирании и покровительства работорговле, — а вернувшись в Хартум, узнала, что именно он чуть не погубил ее экспедицию.

В апреле 1864 года она писала из Хартума, имея в виду те страшные дни, когда экспедиция была в фактическом плену у работорговца Буселли: «Когда я послала официальную жалобу (на Буселли — Н. К.) через французского консула в Хартуме Мусе-паше, тот всем своим видом показал, что наказывать никого не намерен.

Сначала он продержал мое письмо несколько дней, а затем отослал обратно под предлогом, будто его переводчик (хотя он прекрасно говорит по-французски) не смог его перевести.

Затем он попытался отвертеться от того, чтобы как-то вмешаться, под различными и совершенно абсурдными предлогами... Но я не могу жаловаться на него в судебном порядке, так как официально он мне не отказал.

Более того, на наше письмо от 8 июля, рисующее наше катастрофическое положение, с просьбой прислать либо человека от правительства, который был бы наделен властью заставить купцов вести себя подобающим образом, либо хотя бы письмо от паши с приказом не обижать нас, а также пароход с помощью...

Муса-паша даже не ответил. Может быть, как он говорил, он не получил этого письма, — но, когда на помощь нам стали снаряжать лодки, а месье Тибо и тетя Адди (Адриана — Н.К.) делали все возможное, чтобы отправить их как можно скорее, он не только не дал человека и письмо, но и пытался задержать отправление лодок под самым несправедливым предлогом.

Когда же лодки были готовы к отплытию, а три уже ушли, — он издал закон, по которому нужно было платить за каждого солдата или матроса, плывущего вверх по Белому Нилу, причем даже за тех, которые отплыли до издания этого закона!»

Но больше всего возмутило Тинне то, что Муса-паша попытался ее самое обвинить... в работорговле: «А теперь, когда мы уже вернулись, над нами издеваются всеми возможными способами. Меня обвиняют в том, что я привезла с собой рабов. Это меня — из всех людей на белом свете!»

И если раньше она думала жаловаться Мусе-паше на местных работорговцев, то теперь была настроена обратиться к вице-королю Египта с требованием рассмотреть деятельность самого наместника.

Тинне настолько тесно связала свою судьбу с Черным континентом, что, даже окончив путешествия по Нилу, не захотела покидать Африку. Тем более, что смерть унесла почти всех, кто напоминал ей о родине.

Алексине, редко расстававшейся с матерью даже на день, больно было бы увидеть вновь те места, где они бывали вместе. Несмотря на просьбы родственников, Тинне отказалась вернуться в Европу, решив обосноваться в Египте.

Из Хартума она добралась до порта Суакин на Красном море, откуда пароходом прибыла в Суэц, где и поселилась в доме на окраине.

О ее состоянии в тот момент лучше всего свидетельствуют строки из писем, которые Тинне отправила в декабре 1864 года из Суэца жене Джона, Маргарет, и своему дяде Жюлю: «Я ужасно страдаю от холода, так как дом очень плохой — в нем нет ни дверей, ни стекол. Меня постоянно мучает лихорадка. Все мои несчастные негры больны... Мой почерк такой жуткий потому, что рука почти парализована. Я провожу все дни в постели, закутавшись в одеяло, и не могу даже высунуть наружу руку...»

Позднее наша героиня перебралась в Каир, где поселилась в одном из старых кварталов, подальше от глаз приезжих европейцев. Она жила в окружении арабских и африканских слуг, среди восточной мебели и своих огромных коллекций, привезенных с верхнего Нила; одевалась, как арабская женщина. Похоже, Алексина и впрямь стала чувствовать себя «дочерью стамбульского султана»...

Ее природная доброта, не менее огромная, чем мужество, стала проявляться и здесь. Египтяне очень грубо обращаются с животными, особенно с ослами. Тинне подбирала замученных, едва живых осликов и выхаживала их. Это стало хорошо известно в Каире; вскоре к ней начали отовсюду приводить больных, загнанных ослов. В итоге, ее дом превратился в подлинную ветеринарную больницу...

Об этом периоде ее жизни мало что известно. Лишь немецкий художник Вильгельм Гентц, случайно встретивший Алексину в Каире, оставил свои зарисовки путешественницы, — причем, не только карандашом, но и пером.

«Мисс Тинне выходит ко мне навстречу, — писал Гентц. — На ней восточный тюрбан, египетское платье из серого шелка с длинными рукавами. Оно надето на черное траурное платье, а на ногах — марокканские туфли.

Высокая, красивая, с бледным одухотворенным лицом, на котором лежит печать грусти и болезни, с легкими, изысканными манерами, она не могла не произвести приятного впечатления на каждого... Пока я рисовал, она не переставала рассказывать об Африке, сидя по-арабски на полу, и не уставала от этих рассказов.»

У Алексины была мечта — поселиться на одном из нильских островов в окрестностях Каира и обосноваться там навсегда. Она даже заказала одному архитектору проект замка в восточном стиле. Однако этой мечте не суждено было сбыться: путешественница вызывала недовольство властей тем, что не раз апеллировала к египетским судам с требованием рассмотреть деятельность правителя Судана Мусы-паши и взывала к его смещению.

Хотя ее обвинения были очевидны, вице-король Египта не спешил наказывать своего подчиненного — и поэтому отнюдь не жаждал иметь строптивую голландку в качестве местной землевладелицы. Отказать в продаже участка оказалось несложно...

Вскоре Алексина была вынуждена покинуть Египет. В 1865-1866 годах ее яхту видели на Крите, Сардинии, Мальте, в Измире, Стамбуле, Неаполе, — и всюду появление Тинне в окружении свиты черных слуг вызывало фурор. В Неаполе она намеревалась нанести визит герою освобождения Италии, Гарибальди...

Однажды ее подвела привычка к африканской одежде. Находясь в Тунисе, Алексина обратилась к голландскому консулу, чтобы тот помог ей осмотреть город. Во время встречи консул сказал: «Мисс, получив рекомендательное письмо от голландского правительства, я был уверен, что меня ожидает встреча с респектабельной леди. А кого я перед собой вижу? Бедуинку!». Он отказался быть провожатым Тинне в Тунисе, пока та не оденется по-европейски. Алексина, не пожелав подчиниться, тут же уехала.

«Те, кто с ней дружил, кто с ней путешествовал, восхищались чистотой ее натуры, добротой и поразительной щедростью. Но это не заслоняло много странного, резкого, порывистого в ее характере, что, вероятно, только усилилось в дебрях Африки», — писал о Тинне американец Уильям Уэллс.

В январе 1867 года Алексина оказалась в Алжире, где как раз в это время произошло страшное землетрясение. Множество людей погибло и осталось без крова; вспыхнула эпидемия холеры. Пораженная бедствием и болезнями, Тинне, которая никогда не могла пройти мимо человеческих страданий, делала все, что было в ее силах, чтобы как-то помочь пострадавшим. Многие годы спустя эти люди вспоминали ее за смелость и доброту.

Африка продолжает непреодолимо звать Алексину... Из Алжира она организует экспедицию по территории северной Сахары и восточной части Атласских гор. Маршрут пролегал через Джельфу, Гардаю, Бискру и Константину. Во время этого путешествия Тинне начала учить язык туарегов — тамашек...

По мысли неутомимой путешественницы, странствия по Алжиру должны были стать лишь рекогносцировкой перед большой транссахарской экспедицией. Но через Алжир попасть в глубины великой пустыни оказалось сложным. В конце 1868 года Алексина перебралась в Триполи; оттуда начинались большие караванные пути на юг.

В Триполи наша героиня прониклась сочувствием к рабам, которых доставляли в Ливию караваны из Сахары. Рядом со своим домом Алексина построила чистое и опрятное, не в пример многим домам горожан, жилище для освобожденных невольников...

Отправившись отсюда с караваном, она была намерена пересечь Сахару до султаната Борну и с запада выйти к верховьям Нила. Эта экспедиция, будь она осуществлена, имела бы еще большее научное значение, чем все предыдущие походы Тинне, — ибо пройти по данному маршруту никому из европейцев еще не удавалось.

Из Триполи Тинне вышла 28 января 1869 года, с караваном из 50 человек и 70 верблюдов. В составе экспедиции был немецкий мальчик Готтлоб Краузе, бежавший из школы с мечтой попасть в Африку. Пройдут годы, и он станет известным ученым-африканистом...

Позже, в своих воспоминаниях, Краузе называл голландку не иначе, как «моя госпожа». Больше всего привлекало юношу дружелюбное, уважительное отношение Алексины к африканцам...

Она поручила юному Готтлобу присматривать за своими собаками, привезенными из Нубии и Судана. Когда же одна из них, самая любимая голландкой, неожиданно умерла, Тинне уволила мальчика и отправила обратно в Триполи. Но это и спасло жизнь Краузе...

Жители ливийских оазисов относились к Тинне с недоумением и подозрением: белая женщина, незамужняя, путешествует без мужчины... И ее слезы, пролитые по поводу смерти собаки, лишь давали новую пищу для их фантазий: обитатели пустыни считали, что Тинне — колдунья, а погибший пес был ее мужем, который только по ночам принимал облик человека...

В Мурзуке, крупнейшем оазисе на юге Ливии, Алексина заболела и вынуждена была задержаться. Как раз в это время туда прибыл караван немецкого путешественника Густава Нахтигаля, жившего в Тунисе и получившего поручение доставить дар от короля Пруссии султану Борну.

Маршруты обоих исследователей совпадали; однако Тинне дожидалась каравана с дополнительными грузами из Триполи, а Нахтигаль собирался тем временем двигаться дальше. Вновь оставшись одна и все еще не оправившись от болезни, Алексина решила воспользоваться приглашением и погостить у туарегского вождя Ихнукена в Гате.

Выйдя из Мурзука, Тинне встретилась по дороге с Ихнукеном, однако он сказал, что в настоящий момент идет на войну. Поэтому ей пришлось вернуться обратно в Мурзук и ждать обещанного им эскорта. Но вместо одного эскорта туарегов пришли целых два: один во главе с Ахмедом бен-Салахом, другой — во главе с Бу-Бекром. Последнему почему-то и доверилась Тинне...

Здесь нельзя вновь не задуматься о цепочке закономерностей, совпадений и случаев, в который уже раз предопределившей судьбу Тинне. Болезнь в Мурзуке, ожидание дополнительных грузов из Триполи, невозможность идти вместе с Нахтигалем — и, наконец, выбор провожатого...

6 июня 1869 года Тинне покинула Мурзук в компании Бу-Бекра, который на самом деле был врагом Ихнукена. С ним было пять-шесть арабов из Триполи, как выяснилось — беглых преступников; с Тинне — чернокожие слуги и двое голландских моряков с ее яхты.

Когда караван стал лагерем к юго-западу от Мурзука на пути в Гат, между погонщиками верблюдов возникла ссора. Алексина вышла на шум из шатра и захотела вмешаться. Но один из бандитов отсек ей мечом правую руку, потянувшуюся к револьверу на поясе, а другой — выстрелил голландке в грудь. Поспешившие на защиту Тинне матросы были убиты на месте, а ее преданных чернокожих слуг увели в рабство. Лишь нескольким удалось бежать, и они поведали в Мурзуке о случившемся.

Сразу ли умерла Алексина, или жизнь постепенно покидала ее распростертое на земле тело, — этого не знает никто…
Отправленный в Триполи за деньгами и необходимыми грузами слуга Тинне, египтянин Абдулла, был полон решимости идти в пустыню на поиски тела Алексины и мстить убийцам. Юный суданец Фурре из ее свиты на вопрос, почему он плачет, отвечал: «Я плачу, потому что я безутешен от потери; ведь я с самого детства жил у этой госпожи, которой был как сын...»

Обстоятельства убийства Алексины Тинне до сих пор окружены тайной. Одни, ссылаясь на воспоминания Краузе, говорят, что убийц подослал какой-то итальянец. Другие видят в этом козни турецкого наместника в Мурзуке, который задолжал Алексине крупную сумму денег и поэтому был заинтересован в ее гибели. Кто-то говорит о религиозном фанатизме обитателей Сахары.

Но, что бы ни двигало убийцами Тинне, главным мотивом, вероятно, был грабеж. Предметы из обычных металлов «дети пустыни» принимали за золотые; к тому же, они считали, что в больших металлических сосудах для воды, которые везла с собой Тинне, спрятаны сокровища...

Так оборвалась жизнь молодой исследовательницы, которой было всего 34 года.
31 июля 1895 года в лондонской «Дейли телеграф» появилась заметка, которая произвела среди родственников Тинне эффект разорвавшейся бомбы. Некто Джебари из Туниса сообщал, что видел могилу Алексины в мечети маленького оазиса, в двадцати пяти днях пути от Агадеса. Якобы Тинне спаслась, была взята в жены вождем кочевников и долго прожила с ним. Но это была лишь одна из легенд, окружавших жизнь и смерть Алексины...

Имя Бент-эль-Ре еще долго вспоминали на Ниле и в Сахаре. Образ Тинне, «дочери короля», обрастая все новыми преданиями, продолжал жить в сердцах африканцев вплоть до конца прошлого века. Слух о ней так широко распространился по Северо-Восточной Африке, что дошел до самых отдаленных сахарских оазисов. Путешественник Герхард Рольфс рассказывал, что слышал легенды о Бент-эль-Ре в тех местах, где до него еще не ступала нога белого человека...

Судьба, зачастую немилостивая к Тинне при жизни, не особенно жаловала ее и после смерти. Сегодня уже немногое напоминает об отважной путешественнице. Большинство ее этнографических коллекций, перевезенных в Ливерпуль Джоном Тинне, погибло под немецкими бомбами во время Второй мировой войны.

Бомбы разрушили и возведенную в память о ней церковь в Гааге. Протестантский храм в Алжире, который посещала Тинне и где была установлена в память о ней бронзовая мемориальная доска, не сохранился; теперь, как сообщил мне настоятель нынешней протестантской церкви, на этом месте стоит здание главного почтамта...

Русский путешественник Василий Юнкер писал о нильской протоке на юге Судана, Мийя-Синьора, названной в честь открывшей ее Тинне. На подробных картах это название, говорят, можно найти и поныне.

Но в Судане, исследованию которого отдала столько сил голландка, многие годы полыхает гражданская война и свирепствует голод. И неизвестно, стоит ли еще сооруженный на берегу Нила, у города Джуба, что на самом юге страны, обелиск с именами первых европейцев, побывавших в этих местах. Там было и имя Тинне...

Но все же, интерес к судьбе отважной исследовательницы не исчезает. Несколько лет назад в городском музее Гааги проходила посвященная ей выставка.

В последние годы в разных европейских странах вышло несколько книг о Тинне, в том числе роман известного английского писателя Фрэнсиса Кинга. А упомянутый мной голландец Бооне, с которым я познакомился через «Интернет», работая над книгой об Алексине, изображает ее не только, как замечательную путешественницу, но и как одного из первых фотографов…

Рода Тинне в самой Голландии не существует уже давно, зато в Англии живут и здравствуют несколько семей потомков сводного брата Алексины. У госпожи Крофорд от неутомимой и отважной путешественницы, кроме писем, остались: книга о Судане на французском языке, рукописная книга медицинских советов для путешествующих в тропиках, блокнот с зарисовками, арабский паспорт — фирман, свернутый в трубку.

В доме висит и портрет самой путешественницы — правда, изображенной в четырехлетнем возрасте... У двоюродных братьев Крофорд сохранились дневники Генриетты, матери Алексины.

Не случайным мне кажется то, что правнучатая племянница Тилле, госпожа Крофорд, также носит имя Алексина. Наверное, с кровью передается и тяга к дальним странствиям. Сама госпожа Алексина Крофорд пишет: «Африку очень стоит посетить, если вы сможете действительно побывать у африканцев, а не приехать туда, как турист.

Я считаю, что мне повезло, поскольку удалось сделать это». Двое из троих детей Крофорд работают вдали от родины: один в Непале, другой — в Африке; сначала он был в Мали, затем в Мозамбике; оба — с гуманитарной миссией.

Пожалуй, так уж действительно предначертано судьбой роду Тинне...