Аббаси любил книжную иллюстрацию, был мастером поэтических жанровых сцен.

У него много портретных зарисовок народных типажей; для Аббаси характерна некоторая манерность в изображении людей, например, удлиненность фигур. Все эти особенности перенимали в прошлом многие художники, перенимают и современные…

Уже выйдя из дворца, за разговорами мы незаметно добрались до мастерской Расула Оховата. Она находилась в центре города, недалеко от Золотого базара, где ремесленники изготовляют свои поделки на глазах покупателей.

Мастерская накшбанда была одновременно и магазинчиком для продажи его произведений. В углу стоял стол, рядом — мольберт, на котором виднелась неоконченная картина.

На стене висели дипломы, присужденные Оховату на многочисленных выставках, в том числе и международных. Позднее мы узнали, что он считается одним из лучших традиционных художников Ирана.

Пур Расул показывает пластинки разной величины и выделки.

— Раньше рисовали на слоновой кости, сейчас — на верблюжьей коже, даже на пластмассе, иногда на пергаменте, так как слоновую кость запрещают вывозить из Африки и Азии.

Накануне мы как раз побывали в мастерской, где делали такие пластинки из кости. Мастера сидели, скрестив ноги, на деревянных верстаках. Пластинку вырезали и шлифовали двумя руками, прижимая её к верстаку большим пальцем правой ноги. После шлифовки изделие переходило от одного мастера к другому, и тот полировал ее еще тщательнее...

— Старые мастера пользовались красками, разведенными на яичном белке и желтке, добавляли клей, — продолжает объяснение Оховат. — Позолоту изготовляли из листового золота или брали золотой порошок...

Я пишу растертыми акварельными красками на кости или пластмассе. Оховат демонстрирует наборы своих красок и усаживается за стол.

Художник подвигает к себе плотный лист бумаги, выбирает тонкую кисточку (кстати, он потом обмолвился, что кисточки у него из кошачьей шерсти) и начинает пунктиром наносить рисунок, а затем заштриховывает изображение и задний план. Потом он делает набросок девушки — одним росчерком, не отрывая кисть от бумаги!

— Вот вам на память портрет иранской Джульетты...

Мы бродим вдоль стен мастерской, рассматривая картины в рамках с национальным орнаментом. Те, что развешаны ближе ко входу, поменьше, иногда совсем крохотные: это типичные сувениры, на продажу. Повторяются традиционные сюжеты: игра в поло, охота на оленей, пасущееся стадо на холмах с фигурами пастухов. Много книжных иллюстраций.

Оховат предпочитает классическую персидскую поэзию: Саади, Хафиза, Хайяма. Ему заказывают иллюстрации к их новым изданиям, иногда зарубежным.

У стены — картина больших размеров: пикник, на зеленой лужайке у светлого ручья расположились одалиски в полупрозрачных хитонах. Что это? Влияние французов, Буше или Ватто, а может быть, модерна начала века?

Но такой сюжет один. На остальных картинах — цветы, пейзажи гор и долин, сцены из Хафиза, почти этнографические зарисовки праздников, базары... Словом, персидские мотивы. Что ж, неудивительно! Ведь родина художника — Иран.

Мастерскую накшбанда покидаем уже в сумерках. Лиловая дымка делает Шахскую площадь ещё необъятнее и таинственнее. Кажется, что по ней несутся тени всадников на арабских скакунах — идет вечная игра в поло. И в углах площади темнеют толпы зрителей с открытыми в немом крике ртами…