Достигнув Ломами — левого притока реки Конго, Камерон вынужден был несколько изменить первоначально избранный маршрут.

Местный вождь, достаточно наслышанный о «подвигах» работорговцев, наотрез отказался пустить чужеземцев на свои земли. Пришлось вновь двигаться не на запад, а на юго-запад, удлиняя путь. Он также был необычайно сложен — с той лишь разницей, что сил у членов экспедиции оставалось все меньше и меньше.

Выдерживать физические лишения становилось труднее и труднее, — а они сопровождали экспедицию постоянно. «Мы стали лагерем на обширной открытой равнине, лишенной деревьев и тени. Там недавно выгорела трава, и чрезмерный жар от спекшегося грунта в сочетании с жаром лучей не прикрытого облаками солнца был почти непереносим.

А за этим обжигающим днем последовала самая холодная ночь, какую мы испытали в Африке: из-за ясности неба и, следовательно, чрезмерной теплоотдачи термометр наутро показал в моей палатке всего 46,5 по Фаренгейту*», — такова очередная запись Камерона.

Опасности по-прежнему подстерегали Камерона и становились будничными. Во всяком случае, Камерон подчас описывает их без особого нагнетания страстей, лишь фиксируя происходящее. Так, уже почти в конце своего путешествия, он преодолевал очередную бурную реку «по мосту, в то время находившемуся под водой»; затем — перепрыгивал со скалы на скалу, двигаясь через стремнины по узким карнизам, держась за веревки из лиан.

Один роковой шаг — свидетельствует путешественник — мог стоить жизни, ибо ничто уже не могло спасти человека: его бы растерзало в клочья среди скал ниже по течению. Только позднее он узнал, что благополучный исход этой «обычной» переправы следует рассматривать, как счастливый случай. Оказывается, при попытке перейти здесь реку люди часто гибли...

Мужественно преодолевая природные преграды, исследователь так же стойко переносил и голод, который часто преследовал экспедицию. Иногда голод бывал столь нестерпим, что Камерон радовался даже внезапно появлявшимся стаям саранчи... Но, как прежде, невзирая ни на какие лишения, этот романтик продолжает отдавать должное красоте африканской природы. «Гигантские деревья вздымались ввысь целыми рощами без подлесков.

Непонятное чувство благоговения постепенно охватывало меня, когда я одиноко шел среди их огромных стволов и смотрел вверх, на высоко поднятые вершины, чьи раскинувшиеся ветви закрывали свет полуденного солнца». Так писал в чужой стране британский интеллигент, не видевший около года обычного мыла и забывавший уже вкус мяса, запах сигар и кофе…

Но ради чего все это? Подобный вопрос задавали очень многие, встречавшие Камерона на его пути. Примечательна встреча с одним из торговых караванов, начальник которого также поинтересовался: что делает так далеко от побережья белый человек? Вот как описывает состоявшийся диалог сам Камерон: «Торгую слоновой костью? Нет! Рабами? Нет! Воском? Нет! Каучуком? Нет! Так какого же черта я делаю?! Собираю сведения о стране…

Он мгновение смотрел на меня так, как будто был вполне убежден, что я — сумасшедший; затем, изумленный, пошел своей дорогой».

Возможно, по-своему Камерон и был сумасшедшим. Настолько же сумасшедшим, насколько были ими и Ливингстон, и многие другие исследователи Африки... да только ли Африки?..

Впрочем, не будем судить того, кого уже подвергло своему суду Время! Оно-то все расставило по своим местам. И теперь мы с уважением вспоминаем не многочисленных европейских работорговцев, а бескорыстного, человеколюбивого Камерона...

На всем протяжении своего трансконтинентального перехода, длиной 5800 км, Камерон вел тщательную маршрутную съемку, сделал несколько сотен астрономических определений долгот и широт.

Он измерил высоту над уровнем моря более чем 3700 пунктов и тем самым подготовил первую достаточно обширную базу для создания карты рельефа Центральной Африки. Не будем также забывать, что Камерон создал детальную и очень точную карту неизвестной до него южной части озера Танганьика.

Помимо собственных полевых исследований Камерона, необходимо упомянуть еще и его немаловажный вклад в решение важнейших географических задач того времени. Так, он окончательно установил, что Танганьика совершенно не связана с бассейном Нила, а относится к системе великой реки Конго. Он существенно уточнил тогдашние научные представления о верхнем течении Конго и о притоках реки; сформулировал и убедительно доказал гипотезу о том, что водосборный бассейн Конго простирается по обе стороны экватора...

Буквально в последние дни перехода, ставшего теперь историческим, когда единственной «пищей» Камерона была его трубка, он вдруг с удивлением обнаружил во рту кровотечение. Не сразу он понял, что это была цинга — болезнь поопаснее, чем лихорадка. Уже по прибытии в Бенгелу — второй по значению португальский порт на западном побережье континента — Камерон почувствовал себя намного хуже.

Язык его распух настолько, что выступал за зубы, изо рта шла кровь. Говорить и глотать он не мог. К счастью, нашлась возможность оказать главе экспедиции срочную медицинскую помощь, своевременность которой трудно переоценить. Если бы Камерон заболел хотя бы днем или двумя раньше, в краях, где отсутствовала медицина, ничто бы не смогло спасти его жизнь.

И тогда имя шотландца упоминалось бы в несколько ином контексте, — среди имен павших исследователей, а его записи никогда бы не превратились в столь интересную и познавательную книгу...

Кстати, судьба этой книги во многом сходна с судьбой ее автора. Сначала была широкая популярность. По возвращению на родину Верни Ловетта Камерона осыпали почестями — повысили в звании, наградили орденом, медалью Королевского географического общества. Оксфордский университет избрал его почетным доктором.

В сентябре 1876 года Камерон принимал участие в конференции европейских держав по вопросам Африки в Брюсселе. Однако, всего через два десятка лет и нашумевшая книга, и ее автор оказались в полном забвении...

Попытаемся хотя бы частично исправить эту ошибку истории.

---

* Около 8 градусов Цельсия.