После окончания войны Арсеньев был переведен в Хабаровск, где стал готовиться к дальнейшим серьезным изысканиям. Личный опыт, дополненный изучением литературы по Дальнему Востоку, у него уже был. Требовалось лишь удачное стечение обстоятельств. И оно не заставило себя долго ждать.

Потерпев поражение в войне, царское правительство решило уделять больше внимания изучению Дальнего Востока, его хозяйственному освоению.

И вот, в мае 1906 года Арсеньева, заслужившего добрую славу у высшего начальства, назначают руководителем экспедиции, посланной для исследования хребта Сихотэ-Алинь и прилегающей береговой полосы. Так началось первое большое путешествие Владимира Клавдиевича.

По своему характеру это была военная экспедиция, связанная с вопросами обеспечения неприкосновенности границ России. Но штабс-капитан Арсеньев тщательно и скрупулезно заносит в полевой дневник описания горных цепей и бабочек, ветров и археологических находок, местных аборигенов и туманов, морских водорослей и коралловых отложений, мхов и пещер…

Все это сопровождается многочисленными зарисовками, схемами, профилями местности, экономическими расчетами и чертежами.

Заметим, что, будучи опытным охотником, Арсеньев уже тогда выработал норму поведения по отношению к диким животным, осудив их «бесцельное избиение». Интересно, что именно такой нормы издавна придерживались коренные обитатели уссурийских лесов, рассматривавшие охоту не как развлечение, а как необходимость.

Наряду с мотивами бережного отношения к окружающей природе, в дневниковых записях 1906 года заметное место занимает обоснование гуманного отношения к дальневосточным аборигенам. Примечательно, что именно во время этой экспедиции Арсеньев впервые повстречался с охотником и следопытом Дерсу Узала.

Этот нанаец (устаревшее название — гольд) согласился поступить на службу к Арсеньеву и оказал тому неоценимую помощь. За что, в общем-то, и был увековечен. Трагически погибшему Дерсу Узала Арсеньев посвятил одноименную книгу, ставшую одним из самых известных произведений путешественника-писателя.

Первый серьезный экзамен Арсеньева-путешественника, продолжавшийся 190 суток, завершился успешно. К зиме экспедиция вернулась в Хабаровск. Но следует заметить, что на 1906-1910 гг. Арсеньевым были запланированы целых три экспедиции, которые должны были как бы переходить одна в другую. Поэтому прямым продолжением полевых работ 1906 года стала экспедиция 1907 года, продлившаяся уже 210 суток.

Она также прошла благополучно, если не обращать внимания на обычные походные тяготы — хроническую усталость и стертые ноги, проливные дожди, недомогания, перебои с едой и организационные неурядицы.

Все это испытали ученый и его спутники также во время Сихотэ-Алиньской экспедиции 1908-1910 гг. Но зато она оказалась важнейшей по своему научному значению. Кроме того, это были самые длительные по времени, самые крупные по количеству пройденных километров беспрерывные полевые исследования. И, наконец, эта экспедиция, которой сопутствовали весьма драматические события, едва не стала последней для Арсеньева. Остановимся же на ней поподробнее.

Работы были запланированы в северной части Уссурийского края — местах диких, безлюдных. Как отмечал Арсеньев, к этой территории «более чем применимо выражение terra incognitа (земля неведомая)». Прекрасно осознавая, что может здесь ожидать людей, Арсеньев еще до выхода в горы, в докладе Географическому обществу предупреждает предполагаемых участников экспедиции о возможных опасностях.

Из составленного им перечня обратим внимание на один пункт: «Наводнения и, как результаты их, опасности от потопления лодок и связанных с этим голодовок». Сопоставляя эти строчки с тем, что произошло позднее, можно лишь восхищаться предвидением Арсеньева...

С самого начала экспедиция, которой предстояло сначала пересечь Сихотэ-Алинь с запада на восток, проходила в тяжелых условиях. Подъему вверх по одной из рек препятствовали стремительное течение, буреломы; к тому же «дождь лил ручьями не переставая… люди промокли до костей».

Вода в реке быстро прибывала и вскоре вышла из берегов. Лодки неоднократно затапливало, они переворачивались, и все имущество, включая продукты, оказывалось в реке. Вылавливая то, что можно еще было спасти, людям приходилось находиться подолгу по пояс в воде.

Скоро усталость начала усугубляться еще и мрачностью окружающей природы. Описывая ее, Арсеньев использует такие выражения, как «лесная пустыня», «безжизненные леса», «мертвое заколдованное царство», которое, по его собственным словам, «невольно… торопишься поскорее пройти…».

И это говорит Арсеньев, поистине влюбленный в дальневосточный край! Впрочем, и здесь он отмечает красоту увиденного. Правда, делает это с присущим ему писательским мастерством: «Дикая красота… красота мрачного дьявола! После долгого пребывания в лесу он накладывает на вашу психику особый отпечаток, он вас тяготит».

Но все это, как и предполагал сам Арсеньев, были «цветочки», а «ягодки» оказались впереди. Дело в том, что, двигаясь навстречу Арсеньеву со стороны моря, в определенном месте и в установленное время должна была появиться вспомогательная группа экспедиции.

Ее основной задачей было — пополнить запасы продовольствия отряда Арсеньева; начальник предусмотрительно не очень-то рассчитывал на охоту. Однако, встреча эта состоялась с большим опозданием. Все, что было до нее, Арсеньев вспоминал, как «ужасный кошмар»...

В один из августовских дней лодка Арсеньева, налетев на упавшую в воду ель, разбилась; все имущество отряда погибло — ружья, продовольствие, походное снаряжение, запасная одежда... Положение стало очень серьезным, но назад пути не было. Оставалось только идти вперед, с надеждой на встречу со вспомогательной группой.

Однако, проводники к тому времени уже покинули отряд; ориентиры были потеряны, а вскоре начали себя давать знать не только усталость, но и голод. Арсеньев прав, замечая, что трудно передать на словах чувство голода.

Но описанные им события достаточно выразительно свидетельствуют о постигшей тогда людей катастрофе. Таков, например, случай с дохлой, «скверно пахнущей рыбой», которую как-то нашли на берегу. Люди бросились к ней, пишет Арсеньев, но собаки опередили их и во мгновение ока сожрали падаль... Невольно представляешь, что было бы, если бы люди опередили собак!

Не менее печален и трагичен эпизод с любимой собакой Арсеньева, которая восемь лет делила с ним все невзгоды походной жизни. Тем не менее, в критический момент ее пришлось съесть, что, как отметил автор книги об экспедиции, спасло его и спутников от смерти.

Помимо голода, людей преследовала мошка, которая словно серый туман, вилась над каждым идущим. Даже защищенные шерстью собаки, и те, укрываясь от этих мельчайших кровососов, иногда вырывали глубокие норы в земле и залезали в них, так что снаружи оставались только хвосты.

Но у людей спасения от мошки практически не было. В один из дней Арсеньев записывает в дневник: «Мы ужасно страдаем от мошкары. У людей в ушах появились сплошные раны, на лице — экзема». Недаром он еще до экспедиции предупреждал: единственное средство от мошки — это терпение. Однако, предел терпения у каждого свой...

Однообразные по своей безысходности дни сменяли друг друга. Измученные, голодные люди уныло и молча шли друг за другом. Повышенная нервозность вдруг сменялась полной апатией к происходящему. В конце концов, каждый ушел в себя. Но Арсеньев, вопреки всему, продолжал работать.

Трезво оценивая обстановку, он старается привести свои записи в дневнике в порядок, чтобы потом («мало ли что случится») кто-нибудь другой мог в них разобраться. Но и он не железный. Силы неумолимо таяли, наступало полное истощение. Арсеньев вспоминает: «Я тоже чувствовал упадок сил; ноги так дрожали в коленях, что я не мог перешагнуть через валежину и должен был обходить стороною».

В другом месте он упоминает о том, что один раз понадобилось перебросить через маленькую протоку жердь длиною в семь метров и толщиною в обыкновенную пивную бутылку. Но шесть человек были не в силах выполнить эту работу. Ослабевшие руки отказывались удерживать даже такой незначительный груз.

В конце августа все выглядели, как тяжелобольные. По свидетельству Арсеньева, на людей было страшно смотреть. Они сильно исхудали, лица стали землистого цвета, сквозь кожу явственно проступали очертания черепа. На привалах, которые стали делать все чаще и чаще, люди не садились, а просто падали на землю и лежали подолгу, закрыв лицо руками.

Страдая днем от мошки, ночью все мерзли от холода. Ведь не только обувь, но и вся одежда износилась до последней степени. Ели все, что попадало под руку; оттого людей временами тошнило, начались острые боли в желудке.

Понимая, что трагический конец не за горами, на месте последнего привала Арсеньев прячет в дупло старого тополя свою записную книжку со всеми именами, фамилиями и адресами участников экспедиции. Недвусмысленность этого поступка очевидна. «Мы приготовились умирать», — писал потом Арсеньев. Но судьбе было угодно иначе прекратить мучения людей.

Через несколько часов гибнущий отряд услышал выстрелы. Вспомогательная группа торопилась на помощь, не подозревая, что, опоздай она на сутки-двое, и большинства участников этого тяжелейшего похода уже не было бы в живых...

Спустя несколько дней и спасители, и избежавшие страшной участи члены отряда Арсеньева были на берегу моря, в полной безопасности. А что же происходило дальше? Длительное лечение? Продолжительный отдых? Вынужденный перерыв в исследованиях? Ничего подобного.

Трех недель оказалось для Арсеньева достаточно, чтобы восстановить силы! Отправив домой несколько человек (один из них едва не потерял рассудок из-за перенесенных лишений), ученый снова тронулся в путь, все к тому же Сихотэ-Алиню. И опять были переходы по речкам, преодоление порогов, разбитые лодки…

Последний этап путешествия проходил в самое холодное время года. Зима выдалась суровая и сопровождалась бурями, следовавшими одна за другой. В этих условиях Арсеньеву, который, подобно двум своим спутникам, тащил нарту с продовольствием, инструментами и коллекциями, пришлось пройти по горам 76 дней на лыжах. Иначе передвигаться было нельзя, без лыж человек просто утопал в снегу.

Однажды случилось небольшое землетрясение, которого все же хватило для того, чтобы произошел снежный обвал. Завалило палатку, в которой, к счастью, никого в этот момент не было. Ее потом откапывали целые сутки, — ибо, хоть и старенькая да ветхая, палатка была единственной защитой от ночных морозов, когда температура падала до -36С.

Из-за глубокого снега и плохой погоды попрятались животные. Леса казались мертвой снежной пустыней. Особенно жутко они выглядели с вершин Сихотэ-Алиня. Не случайно один из спутников Арсеньева начал было падать духом. «Вот беда-то,— говорил он,— зашли куда! Как отсюда мы выйдем!». Но они вышли.

1 января 1910 года, проведя накануне голодную и холодную предновогоднюю ночь, они встретили орочей — представителей одного из коренных народов Дальнего Востока... Так успешно закончилась эта экспедиция, длившаяся в общей сложности 19 месяцев! Поход, во время которого путешественникам не раз грозила гибель...

Завершение «двойной», особой в жизни Арсеньева экспедиции 1908-1910 гг., отнюдь не означает конца его путешествий и многогранной деятельности. Впереди у этого незаурядного человека были еще два десятка долгих, нелегких лет странствий — в необъятных уссурийских лесах и на Камчатке, где наш герой взошел на действующий Авачинский вулкан, спустившись затем в его кратер; на Командорских островах и на реке Тунгуска…

Впереди была не только плодотворная научная, но и литературная, а также преподавательская деятельность. Еще ждали его награды Российского географического общества, избрание пожизненным почетным членом Вашингтонского национального и Британского королевского географических обществ…

Но полное жизнеописание такой удивительной личности, как Владимир Клавдиевич Арсеньев, — это благородная задача его биографов. Цель же данного повествования намного скромнее — лишь приоткрыть занавес над жизнью одного из интереснейших путешественников, замечательных натуралистов недавнего прошлого. Хотя, конечно же, правы те, кто считает, что лучшими свидетельствами об Арсеньеве остаются страницы его собственных сочинений.

Ознакомьтесь с ними, — и, может быть, вы согласитесь: есть люди, о которых, на первый взгляд, рассказывать легко…