Первый массовый замор в истории Черного моря был обнаружен экспедицией Одесского филиала Института биологии южных морей в августе-сентябре 1973 г.

Он происходил в северо-западной части моря между дельтой Дуная и Днестровским лиманом на площади около 3500 кв. км. По оценкам автора, тогда погибло около 500 тыс. тонн донных животных-беспозвоночных и рыб.

В последующие годы придонная гипоксия и заморы возникали каждое лето на участках северо-западного шельфа, площадью, порой, до 30-40 тыс. кв.км. (Рис.2). В других районах моря массовых явлений такого рода не отмечено.

Следовательно, можно утверждать, что заморы донных организмов случаются на 20-25% площади черноморского шельфа, на глубинах от 7-8 до 30-40 м.

Прибрежные воды моря до глубин 7-8 м, как правило, не подвержены гипоксии. Также, как и глубины от 30-40 м до 150-200 м, после которых в Черном море начинается область, постоянно зараженная сероводородом.

За период с 1973 по 1990 гг. на северо-западном шельфе от гипоксии погибло до 60 млн. тонн донных животных, в том числе до 5 млн. тонн рыбы - взрослых особей и молоди, промысловых видов и непромысловых. Это огромные потери, и то обстоятельство, что подобное происходит в настоящее время и в других внутренних и окраинных морях, черноморцев мало утешает.

По вертикали обедненная кислородом вода возвышается не более чем на 1-2 м над дном, а выше термоклинома жизнь продолжается круглый год. Поэтому о гипоксии в придонном слое воды вдали от берегов обычно знают только ученые и специалисты, исследующие жизнь моря с борта научных судов.

Однако бывают случаи, когда вода с дефицитом кислорода подходит непосредственно к пляжу, и если этот пляж не безлюден, о чрезвычайном экологическом событии узнают многие.

Во второй половине июля и в начале августа 2000 г. в районе Одесского залива преобладали сгонные ветры юго-западного, западного и северо-западного направлений.

Ветры были умеренными по силе, но продолжительными. и спровоцировали достаточно устойчивый сгон поверхностной воды в открытое море и подход к берегам глубинной холодной воды. Она отличалась низким содержанием растворенного кислорода и присутствием сероводорода.

Вместе с этой водой к самому берегу подошли обессилевшие рыбы, которых тут же хватали чайки, бакланы и вручную собирали люди. Это были бычки различных видов, морские собачки, мерланка, глосса, калкан и другие рыбы, а также креветки и крабы.

В один из таких дней (2 августа 2000 г) у северного берега моря, в 15 км к востоку от Одесского залива, экспедиция Одесского филиала Института биологии южных морей провела специальные наблюдения и измерения. Море у берега было спокойным, а легкий северо-западный ветер продолжал отгонять поверхностную воду в открытое море и удерживать этим холодную воду у самого пляжа.

Несмотря на солнечную погоду, вода в 20 м от линии берега на глубине 1 м имела температуру 11,2 градуса и содержала 1,8 мл кислорода в одном литре (измерения проводил Б.Г. Александров). У самого пляжа, на глубине 0,2 м была отмечена температура 14,5 градусов и 2,8 мл кислорода: сказывались, все -таки, жаркое августовское солнце и легкие колебания уровня воды от слабой зыби.

Вода была прозрачной и позволяла визуально наблюдать ее обитателей. На дне лежало много мертвых рыб и таких, которые подавали еще слабые признаки жизни. Они медленно шевелили жаберными крышками и едва дышали.

При вскрытии было обнаружено, что желудки всех без исключения рыб были пустыми: гипоксия не способствовала аппетиту. Поэтому грозные хищники и пугливые жертвы мирно лежали рядом, не преследуя и не опасаясь один другого.

Постоянно рыскающие в поисках пищи рыбоядные птицы сегодня, сытые как никогда, блаженствовали на поверхности воды и на берегу. Люди продолжали собирать рыбу.

Наиболее крупных, трехкилограммового калкана и глоссу они успели выбрать еще вчера, а сегодня довольствовались бычками, предпочитая самого большого из них бычка-кнута. Впрочем, один из аквалангистов экспедиции (С.А. Хуторной) смог добыть на глубине двух с половиной метров крупную полуживую глоссу, длиной 38 см и массой 800 г.

Это была самка на шестом году жизни (возраст определили по отолитам) и тоже с пустым желудком. На берегу, у палаток, отдыхающие в последние два дня только и делали, что варили, жарили, солили и вялили «дары» моря. И пировали. Настоящий пир во время замора. В ледяной воде ведь, все равно, не искупаешься.

Трудно подсчитать, сколько рыбы погибло в те дни, но ясно, что до берега дошли лишь те из них, которым повезло оказаться на краю поля гипоксии, а не в его середине. О количестве погибших беспозвоночных животных можно судить по данным различных экспедиций. Автор попытался определить порядок величин убытков.

В районе работ экспедиции на один погонный метр береговой линии от уреза воды до глубины 1 м приходилось от 1 до 4 десятков мертвых и полуживых бычков. Еще около 10% от этого количества составляли другие виды донных рыб. Это было остаточное количество рыб, помимо того, что унесли птицы и люди. Подобная ситуация наблюдалась в те дни вдоль северо-западного побережья моря на расстоянии, по крайней мере, до 90-100 км.

Спустя два дня, сгонные ветры прекратились, придонная вода с дефицитом кислорода ушла на свое место в глубину, а к берегу подошла теплая поверхностная вода, насыщенная кислородом и всякой живностью,и море у берегов стало прежним. А воспоминания о недавней трагедии сохранились лишь в записях ученых, в памяти очевидцев, да на фотографиях. Пройдет еще месяц-другой, наступит осень и термоклин утратит свою летнюю контрастность.

Размоется, как говорят специалисты. Волны начнут перемешивать толщу воды от поверхности до дна и придонные слои снова обогатятся кислородом. На дно начнут оседать личинки животных из прибрежной полосы и на опустошенных замором участках морского дна снова возродится жизнь.

Все будет расти и развиваться, как раньше. До следующего лета, а если повезет и очередная сезонная гипоксия обойдет этот участок стороной, можно будет прожить еще один год. На большее рассчитывать трудно. Поэтому на таких участках шельфа никто не доживает до старости. Умирают молодыми. Кое-кто, преследуя политические или иные, далекие от экологии цели, пытается возложить вину за происходящие сегодня в северо-западной части Черного моря чрезвычайные экологические события на нынешнюю власть.

Автор должен огорчить таких обвинителей, напомнив, что сезонные массовые заморы донной фауны в Черном море отмечались уже в начале 1970-х годов, еще при прежней власти. Но прежняя власть долгие годы не разрешала освещать в открытой печати эти, вызванные человеком экологические беды, и общество по этому поводу не тревожилось.

Точно такие же события, по тем же причинам и по той же схеме, как и в северо-западной части Черного моря, происходят сегодня во многих морях мира. Например, в Средиземном море, на севере Адриатики, в зоне влияния стока реки По, на юге Балтийского и Северного морей в зонах влияния рек Вислы, Немана, Эльбы и Рейна, на севере Мексиканского залива в зоне влияния Миссисипи, во внутреннем Японском море и в иных местах.

Поэтому ученые отмечают глобальный характер эвтрофикации внутренних морей со всеми ее негативными последствиями. Особенно заметными в таких внутренних морях, как Черное...

Можно ли избежать таких экологических катастроф, или хотя бы уменьшить их масштабы и наносимый ущерб? Можно, но для этого нужно хозяйничать так, чтобы в море не поступали избыточные количества веществ, действующих как удобрения для водорослей фитопланктона. Конечно, это проще сказать, чем выполнить, но иного пути оздоровления моря от эвтрофикации и ее последствий не существует.

Об этом, кстати, говорится и в «Стратегическом плане действий по восстановлению и охране Черного моря», подписанном в 1996 г министрами по вопросам окружающей среды всех шести черноморских государств.