Еще в 1971 году Хепберн участвовала вместе с другими знаменитостями в телефильме «Мир любви». Целью этого фильма было — собрать деньги для фонда ЮНИСЕФ. «Работая над этим фильмом, я поняла, как много нуждающихся детей во всем мире... Как только я узнала, что в мире столько беспомощных, бездомных, голодных детей, я уже не могла об этом забыть».

Шестнадцать лет спустя жизнь снова привела Одри к порогу ЮНИСЕФ. Актриса выступила в международном благотворительном гала-концерте в Макао (Аомыне), тогда — португальской колонии на побережье Китая. Ее гонорар, как и заработки других участников концерта, был пожертвован в помощь голодающим Эфиопии.

Древняя африканская страна переживала тогда, быть может, самый ужасный период за всю свою историю: Эфиопию одновременно терзали гражданская война и засуха.

Пять миллионов человек голодали, вымирали сотни деревень. Что-то подсказало Одри: вот твое настоящее дело! Помоги, спаси, кого сможешь! Она ощущала: пришла настоящая, полная реализация всех запасов любви и заботы, заложенных в нее Богом. И — отправилась в Африку.

На счастье, Хепберн сопровождал в опасном путешествии наилучший из возможных помощников и спутников, сердечный друг — Роберт Уолдерс.

Незадолго до того их познакомили на званом обеде. Уолдерс, порой игравший эпизодические роли в фильмах, был на много лет моложе Одри, красив, богат... и безутешен. Недавно умерла его жена, актриса Мерль Оберон. Одри вообще была склонна утешать несчастных, — а Уолдерс был еще и голландцем, соотечественником...

У них сразу наладилась дружба, перешедшая в более тесную связь. Поначалу чувства Одри к Роберту можно было назвать почти материнскими; затем он занял место настоящего мужчины, опоры, защиты и помощника во всем. Уолдерс не стремился к карьерному взлету и потому не завидовал Одри, как Мел; возлюбленная вызывала в нем благоговейную любовь, поэтому было исключено повторение ситуации с Дотти.


Впервые без малого за шесть десятков лет своей жизни Одри обрела доброго и верного спутника!.. Вдвоем поселились в Толошеназе. Скоро к ним присоединилась старая баронесса Элла, мать Одри, — но не прожила долго...
Самолет компании «Свиссэр» привез Одри и Роберта в Аддис-Абебу. Оттуда их путь лежал в места, наиболее пострадавшие от войны и голода; на сухие вымирающие земли под беспощадным солнцем...

Передвигались на грузовиках гуманитарного конвоя, сидя верхом на мешках с рисом, по вдребезги разбитым дорогам. Где вовсе не было дорог, садились на вертолет. Из солнечного марева вставали палаточные городки, медицинские лагеря.

Мало кто из белых, а тем более, из местных узнавал сверкающую Элайзу Дулитл в деловитой худощавой женщине, носившей громадные солнечные очки, косынку, простую рубаху и шорты. Она говорила: «Я здесь не для того, чтобы меня видели, но для того, чтобы весь остальной мир увидел тех, кто живет здесь»...

...Слава Богу, с давних пор не все европейцы вступали в далекие земли, населенные «цветными» народами, неся перед собой огонь и меч. Хоть и мало было подвижников, но имена их нетленны в веках.

Может быть, первым гуманистом в колониях был доминиканский монах XVI века, Бартоломе де Лас Касас, епископ Чиапаса в Мексике. Выступая против всякого насилия над индейцами, наивный и пылкий, он основал колонию Вера-Пас (Подлинный Мир), где пытался наладить мирное сотрудничество испанцев с потомками майя. Увы, воплощенная утопия просуществовала недолго...

Прошлый век был украшен подвигом эльзасца Альберта Швейцера, врача, музыканта и философа, основателя первой больницы в глухом районе Французской Экваториальной Африки (ныне Габон). Лечебница в селении Ламбарене, где Швейцер вместе с женой проработал более, чем полвека, спасла сотни тысяч людей — и открыта доныне...

Одри Хепберн встала в этот ряд святых — от всей души и до конца своих дней.
Она бывала в местах, где на исходе ХХ столетия люди не знали ни электричества, ни водопровода. Посетила лагерь, приютивший полтораста тысяч беженцев из мест, растерзанных смутой.

У детей были огромные головы на тоненьких шеях, скелет обрисовывался полностью, ноги не достигали толщины двух пальцев взрослого человека. «В этом жутком месте было даже страшно взять ребенка на руки, чтобы успокоить его. Возникало ощущение, что у вас в руках... ничего нет». Предельным усилием воли Хепберн сдерживала рыдания. Надо было работать.

Однажды ее поразил собственный вывод из увиденного: жителям Эфиопии лопаты были нужны главным образом не для того, чтобы копать каналы или ямы под фундаменты домов, а... для рытья могил! В одной полувымершей деревне она спросила маленькую девочку, кем та хочет стать, когда вырастет. Девочка ответила: «Живой».

Она приезжала туда, где свистели пули. Встречалась с местными чиновниками — там, где их власть была безграничной, где Одри не могли защитить ни ее мировая слава, ни законы цивилизованных стран... разве что Роберт, всюду ходивший за ней на расстоянии двух шагов, тихий, готовый ко всему. Уговаривала, доказывала, предлагала создать «коридор мира» между правительственными силами и повстанцами.

Вернувшись в большой мир, Хепберн забила во все колокола. Давала по пятнадцать интервью в день, пытаясь объяснить всем сытым и благополучным, как важно не позволить вымереть далекому несчастному народу. Вот для чего, наконец, послужила вся ее карьера, пригодилось громкое имя: чтобы пронять и равнодушных! Денег, еще денег для ЮНИСЕФ, для черных детей, которые уже не могут подняться с выжженной земли и безропотно умирают!.. Только этим Одри и была озабочена, перелетая со своими страшными эфиопскими видеозаписями из США в Западную Европу, оттуда — в Турцию...

Может быть, она вспоминала тогда собственное детство — подвал разрушенного дома, сухарь, растянутый на много дней, и стук сапог проходящего наверху немецкого патруля?..
Год 1989: Одри Хепберн летит в Судан. Страна охвачена кровавой борьбой режима с мятежниками, дороги заминированы. Разруха и голод. Она встречалась с вождями повстанцев, умоляла пропустить транспорты ООН с гуманитарной помощью — продуктами и медикаментами. «Как странно, что не существует науки мира, а наука войны существует»...

К началу 1990-х она совершила около пятидесяти поездок по линии фонда. Кроме африканских стран, побывала в Сальвадоре, Вьетнаме, Гватемале, Таиланде... Везде помогало знание языков. Ведь Одри свободно говорила по-английски, по-голландски; знала французский, итальянский, немецкий... и чуть-чуть испанский! Ненадолго возвращаясь домой, принимала необъятную почту со всего мира. Даже бедные люди вкладывали хоть одну купюру в конверт... Сама разослала тысячи почтовых открыток со своей фотографией и автографом, с просьбой о помощи фонду.

Фред Циннеман, режиссер, некогда снявший Одри в пророческой «Истории монахини», писал: «Она стала чем-то большим, чем просто актриса. Я бы сказал, что она приобщилась к некой высшей мудрости».
Все верно, — да только мудрость оказалась, в конце концов, самоубийственной. Принимая на себя чужие страдания, сверхчуткая Одри сгорала сама...

Год 1992: поездки в Сомали и Кению; программа, уплотненная до предела. Одри посещает лагеря для людей, лишившихся крова из-за засухи и гражданской войны. Вместе с Уолдерсом они проверяют, как налажены медобслуживание, водоснабжение, доставка продовольствия и обеспечение безопасности. По ее собственным словам, в Кении произошла «встреча с апокалипсисом»: они смотрели из самолета на рыжую пустыню, где располагались колонии беженцев, окруженные тысячами дюн. Дюны? Внезапно она поняла, что внизу могильные холмики. Их уже больше, чем шалашей или палаток для живых...

«Я попала прямо в ад. В Эфиопии положение было ужасным, но в Сомали оно не поддавалось описанию... Это была невыразимая агония! Везде я видела множество маленьких, слабых, истощенных детей, сидящих под деревьями в ожидании, когда их накормят... Я никогда не забуду их огромные глаза на крошечных личиках и ужасающее молчание».

При ней в разрушенной боями столице, Могадишо, детские трупы, упакованные в мешки, забрасывали на кузовы грузовиков. Живые изголодавшиеся дети лежали, не в силах шевельнуться, и как будто ждали своей очереди — в мешок и в машину... «Они совершенно ничего не говорят и не шумят. Дети, которые ничего не говорят и не шумят. Эту тишину невозможно забыть».

Автор, кажется, сказал выше, что Одри была далека от социального протеста? Автор поспешил с выводами. Вот ее подлинные слова: «Знаете ли вы, сколько беспризорных детей в Южной Америке? Во всем мире? Даже в Соединенных Штатах?.. Приблизительно сто миллионов детей живут и умирают на улицах... Теперь мне ясно, для чего я стала знаменитой — чтобы начать эту работу. Быть в состоянии что-то делать».

И еще две фразы.
«Я не успокоюсь, пока хоть один ребенок останется голодным».
«Все остальное не имеет значения, когда голодают дети».
Старенький пастор Морис Эндиге сказал на ее похоронах об Одри и об африканских детях: «Кинозвезда? Они об этом ничего не знали. Она была госпожой, которая ласково обнимала их. И их лица освещала ее улыбка»...

Все началось с появившихся где-то в начале 1990-х и с тех пор не прекращавшихся болей в животе. Сначала предполагали, что это — приступы заработанной в тропиках амебной дизентерии.

Она еще встречалась с людьми, давала пресс-конференции. Лондонский репортер написал так: «Улыбка этой шестидесятидвухлетней женщины осветила комнату... с такой же силой, с какой она воодушевляла целое поколение в кинотеатрах 50-х и 60-х годов».

Нарушив многолетний «пост», Одри позволила Спилбергу снять себя в фильме «Всегда». Это — история любви с элементами мистики.
Пилот, погибший в бою, возвращается на землю, чтобы охранять свою бывшую невесту и помочь ей выйти замуж за хорошего парня, нового избранника.

Нехитрое, хотя и весьма действенное утешение для верующих; для скептиков — выразительный символ: любимые, даже ушедшие, всегда рядом с нами... Она сыграла в картине маленькую роль ангела по имени Хэп, встречающего душу летчика в потустороннем мире.

Сыграла очень просто — подошла к растерянному пилоту и сказала: «Привет, Пит!». Но, одетая в белое, со своими глазами, занявшими половину исхудалого лица, Хепберн и вправду казалась на экране неземным существом...
То была последняя кинороль в ее жизни.

В Лос-Анджелесе Одри поставили диагноз: злокачественная опухоль толстой кишки. Операция не смогла остановить процесс... Что привело к такому исходу? Человеку ли отвечать на такой вопрос?.. Можно лишь робко предполагать и сопоставлять.

Голод детства, в том числе и нервный, из-за родительских ссор; подавленность, от которой она спасалась, лишь грызя шоколад... Картины голода миллионов в Африке... Кишечник стал материальной проекцией разрушительных переживаний — и не выдержал...

В последние месяцы перед ее концом по телевидению шли старые фильмы с Одри, посвященные ей программы. Витрины магазинов были заставлены видеокассетами ее картин.

Теперь она жила в Толошеназе. На исходе 1992 года садовник-итальянец спросил Одри: «Синьора, когда вы поправитесь, вы, надеюсь, поможете мне сажать цветы и ухаживать за ними?..» Она с улыбкой кивнула.

Прошло ее последнее рождество в тесном кругу друзей. Одри держалась весело и беззаботно, шутила и улыбалась, точно здоровая. Напоследок сказала, подняв бокал: «Это было самое счастливое рождество в моей жизни»...

В начале 1993 года глава знаменитого ордена милосердия, мать Тереза, объявила о своем двадцатичетырехчасовом молитвенном бдении за «добрую сестру во Христе Одри Хепберн».
20 января наступила смерть.

Отпевание проходило в небольшой церкви Толошеназа. Впервые встретились примиренные тяжкой потерей Мел Феррер, Андреа Дотти, Роберт Уолдерс. Пришли взрослые сыновья, Шон и Лука. Прилетел из Парижа постоянный модельер Одри, великий кутюрье Юбер де Живанши, создавший не только туалеты актрисы, но и духи, посвященные ей.

Ее могила — на местном кладбище, с простым деревянным крестом, под которым доселе не переводятся свежие белые цветы. Иных Одри не любила...
«От нас ушел ангел», сказала тогда актриса Кэтрин Хепберн. Элизабет Тэйлор выразила уверенность, что «у Господа Бога теперь появился еще один прекрасный ангел... который знает, чем ему заняться на небесах».

Автор позволит себе скромно присоединиться к этим мнениям.