Когда на складе начало темнеть и над входом загорелась электрическая лампочка,
Хвостатый вылез из норы.
Бежать в складские помещения было рано. Хвостатый знал, что усатый человек в синем
халате еще сидит в своей тесной каптерке и курит, — дымом от его сигарет провонялись
все складские дыры.
Нужно было подождать. Хвостатый был крысой рассудительной и никогда не шел на
поводу у собственного аппетита, даже когда бывал голоден. Теперь он был очень
голоден, так как не ел несколько дней, — с тех пор, как за стеклянной перегородкой
появился этот Усатый и закрыл железные двери в ту половину склада, где хранилось
все.
Правда, здешние горы мехов, штабеля ящиков и банки с бутылками Хвостатого мало
интересовали. Но несколько ночей назад он наткнулся на коробки в углу, от которых
шел особенный, уж слишком заманчивый запах. Крысовин не выдержал: прогрыз в картонной
коробке дыру.
Это было нетрудно, и Хвостатый славно полакомился сыром, — да так, что еле протиснулся
в свою тесноватую нору под полом. Но вот — пришел Усатый и с утра закрыл обитые
железом двери. Они теперь не открывались ни днем, ни даже ночью, когда Усатого
не было на складе. И Хвостатый недоумевал — что бы это значило?..
Теперь он не отходил от выхода из норы: оттуда могли появиться сородичи, одурелые,
голодные крысы разных возрастов, которых теперь немало расплодилось в подполье.
Чтобы не вызывать ответных действий Усатого и его компании, крыс необходимо задержать
или вернуть назад.
Однажды уже случилось так, что после крысиного набега сюда пришли люди в резиновых
фартуках и в масках, с какими-то устройствами в руках, и напустили в норы смертельной
отравы. Тогда многие крысы погибли, — но Хвостатый и еще несколько самых разумных
остались и ответили интенсивным размножением; к весне их колония увеличилась больше
чем вдвое. Он слышал, как люди говорили, что остались с носом. Весьма возможно,
думал крысовин, — людские носы пока крыс не интересовали...
Хвостатый уже знал, что надо зорко следить за людьми, не дать им захватить себя
врасплох. И без нужды не высовываться из норы, и не поддаваться на провокации;
и никому не верить. Даже когда какой-нибудь крысенок притащится со склада и скажет,
что наелся сыру, — не верить все равно! Это может быть вранье, а может и провокация.
Хотя Хвостатый был крысой умной, хитрой и опытной, — прошлой ночью ему ничего,
однако, не обломилось. После того, как Усатый ушел, он старательно обнюхал все
уголки передней секции склада. Однако железные двери в главное помещение оставались
закрытыми, а в прихожей ничем стоящим даже и не пахло. Из новых вещей появилась
какая-то железная бочка в углу, от которой воняло железом. Железо Хвостатого тоже
не интересовало.
Под утро он вернулся в свою нору. Сидел там, однако же, недолго, — покой нарушила
суматоха, которую затеяли его сородичи. Бросился к выходу из норы — и быстро понял,
что случилось снаружи. Наверное, глупые крысы не выдержали голода — и, как только
открылся склад, попробовали проскочить в главную секцию.
Но разве это можно делать днем, при людях? Те, конечно, подняли тревогу, застучали,
забегали, кого-то из крыс прибили; остальные разбежались по углам и попрятались
в норах. Впрочем, так им, дурням, и надо, — не лезьте раньше времени, думал Хвостатый.
Затаившись возле норы в полуметре от выхода, он не мог видеть, что происходило
наверху, зато хорошо слышал топот ног, скрежет чего-то тяжелого, что волочили
по полу, ругань рабочих.
Однако, это были не химики из санстанции — те работали молча, их хитрости тяжело
было разгадать, одному Хвостатому удавалось... Эти же разговаривали громко, пожалуй,
что и ругались, — и постоянно курили. Среди других голосов он узнал молодой голос
белобрысого грузчика.
Тот однажды чуть не наступил крысовину на хвост, — с того времени Хвостатый Белобрысого
боялся. Усатого там не было слышно, но чувствовалось, что он где-то поблизости.
Хвостатый уже знал, что молчаливые всегда самые опасные: своим криком, как и своей
злостью, они молча упиваются сами, мало что оставляя другим. Усатый же был, может,
и не слишком зол, но очень опасен.
Но Хвостатый был терпелив и умел ждать. Он не ел уже пять ночей подряд. Вечером
на короткое время вылезал из норы; вдоль плинтуса пробирался до заветных дверей
и, убедившись, что те заперты, возвращался назад. По дороге ему встречались некоторые
из сородичей, которые, как всегда, суетились, искали, куда бы пролезть, — и все
напрасно.
Их глупые попытки заканчивались утренними криками людей. Однажды в закрытой части
склада лаяла собака, наверное, приведенная для того, чтобы напугать крыс. Но крысы
собак не боялись, как не боялись и котов. Коты давно были напуганы крысами и не
могли причинить им никакого вреда. Самым большим крысиным врагом был человек.
Наконец, Хвостатый дождался своего. Как только в каптерке погас свет и стихли
тяжелые шаги Усатого, он выбрался из норы. Путь вдоль плинтуса был ему хорошо
знаком, железные двери были рядом. Еще в норе он почувствовал, что сегодня что-то
должно случиться, — что-то долгожданное и радостное. Так оно и произошло: железные
двери были не закрыты! Может быть, второпях Усатый только прикрыл их, оставив
неширокую щель, в которую легко протиснулся Хвостатый.
В просторной секции склада стало еще просторнее, многие банки и штабеля отсюда
вывезли. Хвостатый быстро проскочил по узкому проходу в дальний угол, где его,
однако, ожидало большое разочарование — картонных коробок на прежнем месте не
оказалось. На их месте стоял ряд стеклянных бутылей, от которых шел мерзкий ядовитый
смрад.
Хвостатый метнулся туда-сюда, заглянул в проходы — и в одном месте, поближе к
выходу, почувствовал-таки знакомый запах. Слабый запах свежего сыра шел откуда-то
сверху.
В секции парил полумрак, слабо светила тусклая лампочка, увидеть что-либо было
невозможно. Однако Хвостатый был умен и быстро понял, что пахло из большой, поставленной
на попа, металлической бочки. Но как влезть туда? По металлу крысы лазить не могли,
не мог лазить по нему и Хвостатый.
Но ведь он был еще и очень находчив — и быстро сообразил, что залезть можно по
коробкам, грудой сваленным возле самой бочки. Деревянные коробки были пусты, некоторые
— поломаны; крысовин быстро влез по ним на самый верх. Все сильнее бил в ноздри
манящий запах сыра...
Ну, конечно! Вот он. Большой кусок сыра белеет в полумраке, на том конце недлинной
дощечки, переброшенной через бочку. Ближний конец оказался как раз под крысиными
лапами. Дощечка была подходящей ширины, — но, опасаясь с нее не свалиться, Хвостатый
не слишком торопливо, однако и не мешкая, подался к сыру.
И тут случилось нечто непонятное. Дощечка перевернулась, Хвостатый вниз головой
полетел в бочку, — а коварный мостик сразу же вернулся в прежнее положение, забрав
с собой сыр.
Некоторое время Хвостатый был в шоке — такого он не ожидал. Всегда умел избегать
самых хитрых ловушек, никогда не прикасался даже к самым аппетитным приманкам,
уберегся от химии прошлой осенью, — а тут так, по-глупому, попался, словно последний
крысенок-первогодок! Он уже понял, что ловушку устроил все тот же Усатый.
Дрожа от страха и злости, Хвостатый даже не пытался выбраться из железной западни.
Чувство голода, которое допекало его несколько дней, быстро пропало; вместо него
появилось чувство гнева — он готов был грызть железные стены бочки. Он уже знал,
что до утра отсюда не выбраться, — а утром сюда придет Усатый и уничтожит его.
Его, самую сильную, самую смелую крысу на складе! Впрочем, оно и понятно: в борьбе
за существование в крысином обществе первыми гибнут самые достойные. А остальные,
глупые и трусливые, будут жить и смеяться над ним. Но, может быть, такова их крысиная
природа...
Хвостатый еще не отошел от шока, — когда наверху послышался осторожный стук лапок
по дощечке, и тут же в бочку свалился новый зверек. Конец мостика с сыром снова
задрался вверх. Новоприбывшая крыса испуганно засуетилась по дну бочки. Хвостатый
на это никак не отреагировал, он соображал — что делать?.. Молодой сородич, мелко
дрожа, свалился напротив него, под стенкой бочки. Хвостатый не стал ему сочувствовать,
только подумал: сам виноват, не лезь, куда не надо. Он неподвижно сидел, медленно
отходя от шока.
Крысы падали в бочку почти через равные отрезки времени, — всех манил вкусный
запах сыра. Наутро в бочке их оказалось восемь, в том числе два буйных самца из
осеннего помета. Почти что в полной темноте Хвостатый нюхом узнал их, так как
не раз с ними дрался, — и теперь подумал, что встреча добром не закончится. До
этого, в подполье, они старались избегать друг друга, однако тут такой возможности
не было. Придется решать, кому из них жить...
Возможно, разумным считал себя здесь не один Хвостатый, но и еще некоторые из
тех, что попали в западню... Сначала все они неподвижно сидели, неторопливо приходя
в себя после падения. Затем в темноте раздался как будто беспричинный пронзительный
писк, и началась драка. Чувство страха охватило крыс; кто-то, не удержавшись,
первым кинулся на соседа.
Вероятно, это был один из двух осенних братьев, — его клич стал сигналом к началу
смертельной схватки всех со всеми. Хвостатый знал и помнил еще со времен собственной
молодости, что медлить в таких случаях не стоит, — это может стоить жизни. Побеждает
самый решительный и самый ловкий.
Поэтому Хвостатый также пронзительно заверещал и накинулся в темноте на соседа,
— может быть, того самого, который следом за ним попал в бочку. Он довольно легко
убил его, разорвав горло, — однако и сам едва успел вырваться из чьих-то острых
зубов; перевернулся через голову и впился зубами в чей-то теплый и мягкий живот...
В тесной бочке свился живой клубок из крысиных тел. Крысы рвали, грызли, топтали
одна другую, нападали и оборонялись одновременно. Сильно запахло крысиной кровью,
и в этой вони совсем потонул соблазнительный аромат сыра...
То был жестокий и долгий бой не на жизнь, а на смерть. К утру уцелело двое: Хвостатый
и молодой самец осеннего помета. Все остальные, истекая кровью, валялись на дне
бочки; некоторые уже утратили все признаки жизни. Самец был сильно изранен, —
но, почуяв уцелевшего Хвостатого, отважился на слабый боевой клич и оскалил зубы.
Обессиленный в битве Хвостатый, сделав проворный короткий выпад, без всякого сигнала
схватил за уже окровавленное горло и добил самца.
Кровавая драка закончилась; в бочке остался один Хвостатый. Одиночество гарантировало
ему некоторую возможность жизни — хотя бы до утра. Этого, конечно, было мало:
однако инстинкт подсказывал крысе, что иногда из самых малых возможностей складывается
долгая жизнь. Особенно, когда у тебя есть воля бороться за нее до конца — и не
слишком много принципов...
Хвостатый со страхом ждал утра, когда придет Усатый и прикончит его в бочке. Погибать
он по-прежнему не хотел. Правда, его самолюбие подогревалось сознанием того, что
он все же победил всех сородичей. Что же до человека, — известно, что его победить
невозможно...
И он пришел, этот страшный Усатый. Сначала загремели его ботинки возле каптерки;
затем вспыхнул электрический свет, сразу разогнав полумрак в секции. Кажется,
Усатый был не один. С минуту Хвостатый слушал, как они там разговаривали, затем
раздался чей-то беззаботный смех — похоже, это был молодой грузчик, Белобрысый.
Ярко вспыхнула лампочка под потолком секции, в бочке стало светлее. Хвостатый
окинул довольным взглядом неподвижные тела своих жертв и приготовился к встрече
с Усатым. Когда тот протянет руку, крысовин сразу вцепится в нее и погибнет —
как подобает крысе-победительнице, крысе-лидеру!
Он был честолюбивой крысой — и не хотел прятаться среди чужих трупов, что кучей
лежали на дне бочки; не хотел прикидываться мертвым. Когда над бочкой появилось
ненавистное лицо Усатого, от которого смердело сигаретами «Мальборо», — Хвостатый
оскалил зубы и угрожающе засипел. На более громкий клич у него уже не хватило
силы.
— Ну, как там? — послышался голос издали. Это спрашивал Белобрысый.
— Порядок! — довольно ответил Усатый. — Твоя правда.
— Кто-нибудь остался?
— А вон, сидит Хвостатый...
— Вот и хорошо. Выпускаем.
Бочка неожиданно наклонилась, Хвостатого чуть не завалило мертвыми телами, но
он отскочил и очутился на самом краю бочки. Совсем рядом оказалась ненавистная
физиономия Усатого, — но не было на ней ни угрозы, ни злости. Бочка наклонилась
еще ниже.
— Ну, мотай отсюда! — совсем не злобно сказал Усатый.
Кажется, его выпускали! Хвостатый, наконец ,смекнул это — и быстренько вынырнул
из бочки, тут же спрятавшись под ящики. Его отношение к Усатому сразу изменилось:
он перестал ненавидеть человека. Оказывается, тот совсем не плохой. Усатый добрый,
Усатый его спас. Это сородичи-крысы пробовали убить Хвостатого, а человек ему
дарит жизнь. Какой же он был до этого дурак, что так ненавидел людей!
Из-под коробок Хвостатый успешно перебрался к своей норе — и спрятался в ее спасительной
темноте. Он только успел услышать, как сзади в чем-то засомневался Усатый, а Белобрысый
ему ответил:
— Ничего, все будет о'кей! Тренировку получил, что надо. Через месяц ни одной
не останется...
Оставшись в норе, Хвостатый неторопливо отходил от ночных переживаний и думал,
что теперь его главные враги — собственные сородичи. Он будет их безжалостно истреблять
уже хотя бы потому, что он самый сильный. А у кого сила, у того и правда. Хотя
никакая правда ему не была нужна. Пусть правду ищут слабаки. А над ним есть Усатый.
Он — его бог и его правда.
Усатый же, словно почувствовав перемену в настроении подопечного, а может быть,
из-за своей доброты, положил возле его норы тот самый кусок душистого сыра, который
ночью крысе не достался. Однако Хвостатый на сыр не реагировал — теперь его волновал
только запах крови.
Через месяц на складе и вправду не осталось ни одной крысы. Кроме Хвостатого,
разумеется...
