Раскопки в Азове идут прямо посреди городских кварталов. Краеведческий музей выкупил несколько небольших садовых участков, и там, на средства Хейердала, были заложены три раскопа. Работают студенты-археологи из Ростова-на-Дону и небольшая группа норвежских археологов из университета в Осло.

Норвежцы копают тщательно, сдувают каждую пылинку, любой предмет заносится в каталог. Руководитель норвежского раскопа отмахивается от меня, как от назойливой мухи.

— Здесь нельзя ходить. Запрещено! У наших археологов все проще и быстрее. Они копают не так тщательно, и поэтому на участке русских глубина раскопа уже метра три-четыре. Владимир Кияшко, руководитель одного из раскопов, провожает меня на место работ:

— Мы работаем, конечно, побыстрее, чем норвежцы, но это не значит хуже. Ведь у нас вся страна — один большой нераскопанный археологический памятник, объем работ огромный, а у них давно все копано-перекопано. Вот они каждую черепушку и подбирают. Но Тур доволен и нами, и норвежцами, — Владимир Яковлевич подходит к картону, на котором выставлены находки дня. — Гвоздь времен Петра I, остаток греческой амфоры, казачья трубка…

Но сегодня мы, наконец, дошли до слоя начала нашей эры, то есть, до того времени, о котором говорится в летописи Снорре… Тут должны быть главные находки!
Тем временем тучи собрались над Азовом, полетели первые крупные капли. Но никто и не думал уходить.

— Это они Хейердала ждут, — шепнул мне Владимир Яковлевич. — Он каждый день по всем раскопам ходит, смотрит, как работы идут. Я ведь, знаешь, тоже студентом был, когда впервые его увидел. Он тогда, в шестидесятых, тоже в Ростов приезжал…
— Археолог задумался, наблюдая за своими подопечными. — Никогда не думал, что с ним работать буду. Ведь уже он тогда не молодой был. А сегодня ему уже восемьдесят шесть! Притом — на пятый этаж, как мальчишка, взлетает, а у меня от этого сердце выскакивает.

Вот что ему работа дает, вот как его держит. Не удивлюсь, если он и через десять лет где-нибудь раскопки вести будет! И всех заражает своей страстью. Всюду он самый молодой...

Наконец, появился Хейердал в сопровождении директора музея Сергея Лукьяшко и вечной своей спутницы, жены Жаклин. Несмотря на дождь, Тур подошел к раскопу и долго, не перебивая, слушал отчет Владимира Яковлевича, лишь иногда поглядывая на дождливое небо.

Непосвященному в археологические таинства сложно понять, что может значить глубокая черная яма в земле. Но когда слышишь слова специалиста, все становится на свои места. Здесь стоял дом, в нем были очаг, лестница…

Рядом с Туром, не менее внимательная, стоит Жаклин. Она тоже не упускает ни одного слова из рассказа русского археолога. Жаклин тихо, незаметно сопровождает Хейердала повсюду, на всех встречах, интервью, ужинах с археологами.

С трудом верится, что когда-то эта простая, обаятельная француженка снималась в Голливуде, во Франции, а потом бросила кино и в последние годы участвует во всех экспедициях своего великого мужа...

Кое-кто среди ученых — и российских, и норвежских — считает его дилетантом, которому повезло. «Кто дает деньги — заказывает музыку», — сказал один из ростовских археологов. «Хейердал оплачивает раскопки... что ж! Поэтому, он скорее всего, увидит в наших находках именно то, что хочет».

Мне трудно согласиться с этим циничным выводом. Тем более, что сам Тур, человек-легенда, сказал напоследок:

— Мне не обязательно доказать, что я прав, что Снорре описал реальные события! Просто хочется узнать правду о том, каким был мир тысячи лет назад, откуда и куда двигались народы.

---

* Сами ассирийцы называли свою, ныне исчезнувшую страну — Ашшур. (Прим. ред.)