Среди многочисленных научных экспедиций, маршруты которых избороздили Землю вдоль и поперек, особый интерес (и загадку), как нам кажется, представляют те, что отправлялись в жаркие пустынные области.

Действительно, ну что всегда влекло людей туда, где по определению пусто и безжизненно?

Неужели открытия в безводных песках, среди опаленных солнцем скал стоили огромных затраченных средств и сил, а нередко и загубленных жизней?

Подобные вопросы могут возникнуть лишь у того, кто ничего или очень мало знает о территориях, называемых пустынями; кто считает безлюдные просторы ровесниками нашей планеты и не представляет их прошлого, подчас исполненного бурной жизни.

Но те, кому ведом смысл изучения пустынь, стремятся туда с не меньшей охотой, чем в любые другие уголки земного шара. Разница состоит лишь в том, что первопроходцам этих «Богом забытых» земель необходимо, возможно, большее мужество. Да еще — обширные и разнообразные знания...

---

Исследователь, о котором пойдет речь, несомненно, обладал этими качествами, культивируя в себе их с самого детства. Однажды он написал: «Только то, что заключено в самом человеке, надежно. Богатство? Через секунду оно может исчезнуть. Внешнее счастье? Оно разбивается наподобие стекла.

Только душевную стойкость и профессионализм нельзя отнять у человека, они исчезнут лишь с исчезновением самой личности, но тогда они будут уже не нужны ей».

Автора этих слов — немецкого историка, филолога, географа-путешественника Генриха Барта — давно уже нет. Но, как личность, он все же не исчез и, надо полагать, навсегда остался в истории науки.

Генрих был третьим ребенком в буржуазной семье и единственным сыном. Поэтому его рождение 16 февраля 1821 года было отпраздновано как особое, радостное событие. Появился долгожданный продолжатель рода! Буквально с рождения родители сконцентрировали на мальчике все свое внимание. Ему старались привить все возможные достоинства — честность, любовь к порядку, чувство долга, стремление к знаниям…

Забегая вперед, скажем, что родителям явно удалось задуманное. Прежде всего, у Генриха отчетливо выявились тяга к знаниям и завидное прилежание; рано стала проявляться и способность к языкам. К четырнадцати годам он овладел в совершенстве английским, а затем самостоятельно начал заниматься… арабским!

Это житель-то Гамбурга, сын мясника... Впрочем, может быть, он уже тогда интуитивно чувствовал свое предназначение путешественника?! Во всяком случае, его поведение в школьные годы словно бы подтверждает эту мысль...

Генрих Барт стал любимцем учителей, которые оценили его незаурядный ум, блестящую память и огромное, какое-то не детское прилежание. Но вот отношения с однокашниками у него не сложились.

Они относились к Генриху без всякого должного уважения. Да и удивительно ли! Он не общался почти ни с кем из класса, был замкнут. На перемене, когда его сверстники, как положено, играли на школьном дворе, отчужденно стоял возле своей парты, делая гимнастику, — это было компенсацией за длительное неподвижное сидение на уроках.

Кроме подобных упражнений, желая укрепить свое, слабое от природы, здоровье, Генрих закалял себя купанием в холодной воде. Дома же — тщательно штудировал книги из великолепной домашней библиотеки.

Кроме того, мальчик не пропускал ни одного книжного магазина в Гамбурге, делая все новые и новые покупки. Эта привычка сохранилась у него и в других городах, где ему довелось позднее жить. В общем, как говорится, ни дать, ни взять, маленький старичок-мудрец...

Однако чрезмерно «правильный» ученик Барт вовсе не отвечал взаимностью любившим его учителям. Впоследствии он вспоминал, что в школе «был слишком оглуплен бездуховным, пустым преподаванием». Возможно, поэтому Генрих и покинул это учебное заведение, даже не сдав экзамены на аттестат зрелости.

Уже через две недели после ухода из школы он приступил к занятиям в Берлинском университете. Имея явную склонность к филологии, но увлекаясь одновременно археологией и исторической географией, Барт стал ходить сразу на несколько платных курсов.

Здесь ему, наконец, повезло с преподавателями. Под их влиянием Генрих понял, что само по себе накопление знаний не может стать целью. Это лишь средство... но для чего?! Некоторое время Барт никак не мог четко сформулировать свои научные интересы.

Помогло совершенное им, при финансовой поддержке отца, первое исследовательское путешествие — поездка по Италии в 1840-1841 гг. Вернувшись под большим впечатлением от увиденного на Средиземноморье, Барт еще более расширил тематику посещаемых им занятий. Курс археологии, греческое стихосложение, латинский язык, юридические науки, география, ботаника, геология, климатология…

Как и в школе, только учеба была для Барта истинной страстью. Как и в детстве, он не участвовал в беззаботной, веселой жизни своих сверстников. Преисполненный признательности к отцу, Генрих всеми своими поступками старался оправдать родительскую любовь и затраченные на него деньги.

Его и без того чрезмерная совестливость приобрела какие-то гипертрофированные формы. Так, если юноша долго не получал весточки из дома, то впадал в уныние, стараясь понять, в чем его грехи; задавал себе вопрос — не обидел ли он чем-то своих родителей?..

Приехав Наверняка, большинство из наших современников пожалеет «бедного», не знавшего настоящего детства, нелюдимого немца. Но, сам-то Барт вряд ли согласился бы с подобной оценкой своей личности. Ибо он искренне считал, что для счастья достаточно быть в ладу с самим собой.

Обособленность Барта была не вынужденной, а естественной, необходимой для достижения его цели, которая, наконец-то, начала вырисовываться: путешествия, всестороннее изучение далеких стран!

Первый решительный шаг к этому Генрих сделал, когда в 1844 году, окончив университет, защитил диссертацию по истории торговых связей. Затем Барт плывет в Лондон, где в течение двух месяцев овладевает письменным и разговорным арабским языком.

Из столицы «владычицы морей» Генрих направляется в город любви — Париж, а затем в Испанию. Какие страны! Какие города! Но мы-то уже знаем, что Барта интересует только наука. Он движется на юг, стремясь поближе познакомиться с давно влекущими его центрами античной культуры.

В августе 1845 года Генрих пересек Гибралтар и высадился на берегу Марокко, впервые ступив на африканскую землю. Из-за происходивших там военных действий ему вскоре пришлось отправиться в Алжир, затем в Тунис и далее, по направлению к Египту.

Многое для него тут было впервые, в том числе и… встреча с местными разбойниками. Они напали на Барта в пути и ограбили его; путешественник был дважды ранен в стычке. Но более всего огорчили Генриха не раны или потеря имущества, а — разумеется! — утрата сделанных в дороге зарисовок и записей.

Раненому стало тяжело передвигаться; кроме того, днем подчас приходилось прятаться от возможных грабителей, продолжая путь только с наступлением ночи. Однако Барт упрямо продолжал намеченный путь и в июне 1846 года достиг Александрии.

Нелегкое и опасное путешествие по южному Средиземноморью было завершено. Что сделал бы дальше обычный человек, насытясь опасностями и приключениями? Скорее всего, вернулся бы домой — отдыхать и залечивать раны.

Что же делает Барт? Осенью того же года поднимается вверх по Нилу до Асуана, откуда отправляется на восток через пустыню к Красному морю для розыска очередных античных развалин. Зимой он следует в Каир, откуда через какое-то время — на Синайский полуостров, где задерживается на месяц, чтобы усовершенствовать свой арабский.

После этого Барт посещает Палестину, ходит улицами Дамаска и Бейрута. Вскоре его видят на Кипре, на знаменитом острове Родос. Наконец, Барт вновь возвращается на африканский берег и посещает, один за другим, древние финикийские города...

Тогда же Генрих познакомился и с болезнями жарких стран, как правило, всегда преследующими чрезмерно настойчивых путешественников-европейцев. В турецком порту Измир его на несколько дней приковывает к постели приступ малярии. Между тем, не за горами конец 1847-го; идет третий год странствий молодого немецкого ученого. Пора бы и домой!

В самом деле, один лишь перечень увиденного им захватывает дух; впечатлений столько, что их, кажется, хватит на всю оставшуюся жизнь. Но неутомимый Барт пишет родителям: «Я все же хочу увидеть Афины, Коринф и Аргос, Спарту и Дельфы на вершине Парнаса…».

Домой Генрих Барт вернулся под самый новый 1848 год, везя в своем научном багаже массу сведений по археологии, истории, этнографии и филологии. Примечательно, что трудности, которые он пережил, только укрепили его и морально, и физически. «Я сам себе могу испечь хлеб, сварить рис, а спать в поле, на камнях или на земле приятнее, чем под мягким пуховым одеялом», пишет ученый.

Кроме того, Барт приобрел навыки, необходимые для научной работы во время экспедиций. Сидя верхом на лошади, на верблюде или передвигаясь пешком, он тщательно заносил в свой дневник все, что ему казалось важным — географические названия, характер почв, высоту гор, размеры исторических развалин и т. д.

Параллельно делал и подробные зарисовки; вечером же приводил все дневные записи в должный порядок, систематизировал и увязывал их между собой. Как оказалось, этот опыт вскоре очень пригодился настырному искателю...