... или МЕДИТАЦИЯ НА БУДДИЙСКИЙ МОНАСТЫРЬ

Вот уже несколько лет каждый сентябрь я начинаю чувствовать беспокойство перелетной птицы перед отлетом в жаркие страны. В это время мне часто снится один и тот же сон.

Я стою во дворе пещерного буддийского монастыря Кара-тепе и вижу, как в голубом небе над моей головой перестраивается журавлиный клин.

Крики вожака – и стая начинает свое движение в Индию, туда, откуда пришло на среднеазиатскую землю учение Будды.

---

Пора собираться и ехать в экспедицию; сменить не только место, но и время: настоящее – на далекое прошлое, которое порой более реально, чем зыбкое состояние, именуемое сегодняшним днем.

Однако, время идет, а возможности поехать туда, где мой сон станет явью, у меня по-прежнему нет.

И тогда я достаю спрятанный на дальней полке настоящий, 95-й зеленый чай, завариваю себе чайничек и, как советовал мне далай-лама, начинаю медитировать перед дымящейся пиалушкой на свои воспоминания.

Я был рядовым сотрудником музея, когда руководство предложило мне возглавить музейный отряд, входящий в состав экспедиции на Кара-тепе. Требовался человек, который смог бы постоянно помогать бессменному руководителю экспедиции академику Б. Я. Ставискому в организации и проведении экспедиции на юге Узбекистана. Несмотря на то, что мне никогда до этого не приходилось копать буддийские памятники и на мое весьма поверхностное знакомство с региональной проблематикой, я согласился.

Когда меня представляли руководителю экспедиции доктору исторических наук Борису Яковлевичу Ставискому, я вспомнил, как в студенческие годы на книжном прилавке увидел какой-то очередной выпуск материалов его экспедиции. Я долго крутил книжку в руках, раздумывая, пригодится ли она мне когда-нибудь. Тогда мне довелось уже немало поездить по среднеазиатским памятникам, но Кара-тепе в их число не входил.

Да и шансов оказаться там у меня было очень немного — памятник располагался в закрытой пограничной зоне. И все же, после долгих колебаний, я купил тогда этот выпуск. Но книжки — книжками, а работать мне предстояло в не совсем обычном месте.

Термез, откуда начинала свой путь в глубь времени каратепинская экспедиция, в те годы напоминал прифронтовой город из советских фильмов про войну: мирные дела и заботы под непрекращающуюся канонаду.

Только все было правдой – на той стороне Амударьи действительно шла война. Советский Союз, как умел, помогал братскому афганскому народу. Въезд в город осуществлялся по пропускам. На командировочных удостоверениях в районном отделе милиции по месту жительства ставился особый штамп, свидетельствовавший о моей благонадежности.

Честно скажу, большую ответственность брали на себя московские милиционеры. А уже на месте, в Термезе, пограничники патрулировали вокзал, и к прибытию поездов оцеплялся перрон; в аэропорту проверяли документы прямо на взлетной полосе. На дорогах, ведущих к городу, стояли посты, контролирующие въезд иногородних.

Еще больше досталось древнему городу – Старому Термезу, где, собственно, и находится Кара-тепе. Его значительную территорию огораживала колючая проволока, закрывая от внешнего мира воинскую часть, пограничную заставу, огромное стрельбище и многочисленные памятники, которые были сколь известны, столь и малодоступны исследователям среднеазиатской древности.

Попасть на городище можно было уже только по спецпропускам. Их оформляли заранее, отправляя анкетные данные участников экспедиции пограничному начальству. Оттуда приходила команда в Термез: «разрешить», и в погранотряде по предоставлению паспортов нам выписывали невзрачные бумажки, которые и служили пропуском в историю.

Современная дорога на Термез проходит через восточную часть средневекового городища. Если смотреть в сторону реки, то с трассы можно увидеть и холмы Кара-тепе, и массивные стены цитадели, и мавзолей известного мусульманского мистика Хакима ат-Тирмези. Нам туда, и наша экспедиционная машина поворачивает с дороги сегодняшнего дня на дорогу в прошлое.

Городище встречает нас средневековыми городскими стенами, которые долгие годы служили верной защитой жителям Термеза, а теперь нуждаются в защите сами. Их безжалостно прорезают современные дороги и каналы, оставляя проломы не только в древних кладках, но и в истории фортификации.

Чем дальше мы едем, тем больше углубляемся во время, пока не оказываемся у двустворчатых ворот, закрытых на большой амбарный замок. За воротами начинается закрытая территория. Вот где можно понять суть высказывания – граница на замке. Привратники в армейской форме, с автоматами и в домашних тапочках на босу ногу – жарко! – начинают с безразличием читать список лиц, допущенных в святая святых. Твое дело только вовремя сказать: «Я!» – и никто не будет на тебя смотреть и спрашивать, под чьим именем ты сегодня попадешь в прошлое.

Наконец, процедура проверки закончена, и перед нами распахиваются створки ворот. Мы въезжаем на территорию военного объекта и сворачиваем на городище. Асфальт заканчивается, начинается пыль веков.

Древний Термез первоначально был маленьким таможенным пунктом на переправе через Амударью в далекой сатрапии Ахеменидской империи, именуемой Бактрия. От этого времени сохранилась небольшая возвышенность, которая теперь носит название Малый Чингиз.

Во время походов Александра Македонского на Восток его воины могли где-то здесь переправляться через Амударью, устремляясь в цветущие долины Средней Азии.

Античные историки сохранили название пункта переправы: Пардагви – гостиница. Чуть позже, для того чтобы контролировать переправу и ситуацию в регионе, на этом месте эллинистические правители Бактрии строят прямо у реки крепость, стены которой до сих пор возвышаются над всем городищем. Эта крепость на многие века стала цитаделью города, получившего название Тармита.

История Старого Термеза – Тармиты знает множество событий и причин, которые определяли его развитие во времени. Политические катаклизмы, проблемы водоснабжения, развитие ремесел, торговли – все это так или иначе оставило свой отпечаток на его руинах.

Но, пожалуй, одним из самых значимых явлений в жизни города на протяжении нескольких столетий был буддизм. Буддизм возник в Индии в V в. до н. э., когда в сложившейся ситуации господствующий в то время брахманизм не смог ответить на извечный вопрос – как жить?

Тогда царевич-отшельник, а затем просветленный особым знанием Будда предложил свой вариант модели поведения и мировоззрения. Срединный путь, следовать которому надлежало ученикам и последователям Будды, состоял в отказе от аскетизма и в преодолении человеческих слабостей. Со временем буддизм вышел за пределы Индии и из локального учения превратился в мировую религию.

Согласно заветам Учителя, буддийские монахи не могли принимать участие в труде ни на собственное благо, ни на благо других. Им надлежало жить подаянием, вкушая пищу только до полудня. Не случайно поэтому буддийские монахи были всегда очень заинтересованы в политически стабильном и экономически сильном государстве, где правители и народ благоговейно внимают их проповедям и регулярно жертвуют монахам пропитание, а всей общине средства на строительство новых храмов и монастырей.

Своим появлением на среднеазиатской земле и столетиями благополучия буддизм был обязан древнему народу – кушанам. Выходцы из центрально-азиатских степей, они прошли долгий путь во времени и пространстве, прежде чем основали в первом веке нашей эры огромную империю, которая объединила центрально-азиатские земли и северо-западную Индию.

Сейчас, кроме специалистов, мало кто знает о кушанской империи, а в III в. н. э., когда китайский разведчик писал своему императору донесение о западных странах, обрисовывая геополитическую ситуацию, он разделил весь мир между тремя правителями – римским, китайским и кушанским.

Один из самых знаменитых кушанских правителей – Канишка, царствовавший в начале II в. н. э., даже вошел в буддийскую традицию, как последователь и щедрый покровитель буддизма. При Канишке состоялся IV Буддийский собор в Кашмире, который нередко сравнивают с Никейским собором 325 г., созванном при Константине Великом.

Однако, такое сравнение заставляет вспомнить и то, что Константин, будучи покровителем христианства, крестился лишь перед своей смертью. То же, по-видимому, было и с Канишкой, принадлежность которого к буддизму носит явно легендарный характер.

Если обратиться к монетному чекану Канишки, в котором, как принято считать, декларируется государственная идеология, то здесь мы найдем изображения более двадцати различных богов – от египетского Сераписа до иранского Митры. Встречаются и изображения Будды.

Но, судя по всему, Будда – только одно из божеств синкретического пантеона, и отнюдь не самое главное. Очевидно, объединив под своей властью огромные земли, населенные людьми различных верований, кушаны проводили политику, которая в наши дни получила бы название «конфессиональный плюрализм».

В этих «равных» условиях буддисты, благодаря хорошо организованной пропаганде, получили поддержку государственной верхушки кушан, что, помимо духовных заслуг, возвеличенных последующими летописцами, принесло и определенные материальные дивиденды.

С конца I в. н. э. по всей кушанской империи развернулось широкое строительство буддийских сооружений, к числу которых можно отнести и пещерный монастырь Кара-тепе...