Славная река Тирас, по имени которой называется город...
Гай Плиний Секунд

Все старые крепости похожи друг на друга. Вопреки географии и климату, есть определенное подобие между твердыней венгерского короля Бэлы Второго возле города Вышеграда, что на Дунае, средневековым замком на горе над немецким городком Майссеном, гнездом башен Хотина и фортом Агра у индийской реки Ямуны.

Строения могут находиться в разной степени запущенности; крепость может быть чисто подметенной или заросшей бурьяном, — все равно: это гулкие, безмолвные громадины, где кажется неуместным щебет легкомысленных экскурсантов.

Каменно-кирпичные великаны, на создание которых было затрачено столько золота, мозговых и мускульных сил, разом стали бессмысленными и чуждыми всему живому с появлением мощного нового оружия. Но их молчание наводит и на другие мысли.

Над бастионами и куртинами неподвижным прозрачным озером стоит земная память. То, что называют информационным полем. Мало в каких иных местах столь высоко его напряжение...

Такова и крепость Белгорода-Днестровского, венчающая крутогор над голубым лиманом, со стороны которого она никогда не была взята.

Собственно, в физическом, наблюдаемом плане она сегодня — самая выдающаяся, яркая примета тихого южноукраинского города. Но глубокое озеро памяти распространяется дальше, за периметр изъеденных временем стен.

Потому что сам город древен и удивителен. По количеству столкнувшихся здесь, взаимопроникших культур, по драматизму и сложности истории Белгород почти не знает равных. И не только в наших краях...

Альба Юлия... Чаган-Балгасун... Четатя-Албэ... Аккерман... Во все эти имена 25-столетнего города — римское, монгольское, молдавское, турецкое — входит понятие «белый». Вероятно, потому, что в этих местах всегда строили из мягкого, удобного в обработке белесого ракушечника.

Только греки, выходцы из Милета, заложившие первый, известный по летописям, город у Днестровского лимана, называли его иначе. Поскольку Днестр носил тогда имя Тирас, город в его устье нарекли — Тира. Так сказать, Днестровск...

Хотя, собственно, лимана-то как раз две с половиной тысячи лет назад тут и не было. Днестр впадал в Черное море двумя рукавами, между которыми находился остров. Он виден еще на средневековых картах, на этом небольшом клочке суши можно различить крепостные строения.

Остатки древней кладки находят под водой археологи... Поблизости от Тиры находились еще две эллинских колонии, Никоний и Офиусса (Змеиная). Но самой богатой и прославленной стала Тира.

Как и все форпосты Эллады на северных, «скифских» берегах Понта Эвксинского (Черного моря), город окреп благодаря торговле. Собственно, для того и внедрялись в Скифию предприимчивые греки, чтобы вывозить оттуда хлеб.

Пшеницу, как писал «отец истории» Геродот, скифы выращивали в огромных количествах и продавали очень охотно. А на самой греческой земле с хлебом было скудно... Сверх того, вывозили из здешних мест кожи, мед, воск, сильных рабов.

В обмен на все это отдавали воинственным бородатым кочевникам великолепные изделия Эллады: изящные амфоры с хиосским и кипрским вином, тонкие ткани, чудеса ювелиров, оружие и предметы быта.

Товары присылали из мастерских метрополии, затем многое стали производить в самой Тире. Раскопанные кварталы с остатками стен крупной кладки, с улицами, вымощенными битой керамикой или булыжником, говорят о многолюдии, величии города в пору его расцвета.

То есть, уже не просто города, а полиса, маленького компактного государства. Порт, полный чужеземных парусников; базарная площадь-агора с расходящимися от нее улицами; белые храмы, богатые дома центра, тонущие в тенистых садах, ремесленный пояс окраин, рыбацкие сети по берегу, а вокруг всего этого ухоженная хора, поля и огороды, снабжающие пищей горожан.

Такой была Тира, когда ее «с официальным визитом» посетил знаменитый стратег Афин, строитель и просветитель Перикл...

Во многих, известных мне городах лишь древнейшая часть будит фантазию, источает аромат тайны. Не то в Белгороде. За квартал до лимана, на углу двух улиц — одноэтажный каменный домик, где трое суток гостил Пушкин.

Зачем он сюда приезжал? В ту пору многие полагали, что именно в Тиру... вернее, тогда уже в Альбу Юлию выслал римский император Август великого поэта Овидия, к личности которого Пушкин был не равнодушен.

И в самом деле, один из героев поэмы «Цыганы», действие которой вплотную привязано к Южному Приднестровью, старик-цыган, говорит: «Царем когда-то сослан был полудня житель к нам в изгнанье...» Но это лишь литературный образ; сам Пушкин писал, что не верит легенде о пребывании Овидия в этих краях.

Историки доискиваются: может быть, посещал живших здесь товарищей по масонской ложе (кстати, звавшейся «Овидий»), или встречался с греками-гетеристами, членами тайного общества борьбы с турецкой оккупацией Эллады, или, вернее всего, приезжал к одному из зачинателей движения декабристов, полковнику Непенину, владельцу того самого домика...

Да так ли это важно? Главное — ходил по кривым старинным улочкам Белгорода, который в 20-х годах позапрошлого века, по словам современника, «состоял из 500 хатенок, лепившихся вокруг почерневших башен замка». А через четыре года после Пушкина здесь же бродил и любовался маяком, устроенным в минарете бывшей турецкой мечети, другой гений, ссыльный польский поэт Адам Мицкевич.

«Алеют облака, — заря глядит в разрыв, зажегся на Днестре маяк близ Аккермана...» Если захочешь вызвать образ, более близкий к нашим временам, — сходи к магазину, на месте которого в 1891 году стояло питейное заведение братьев Варшавских. Там попивал с рыбаками шабское вино молодой странник Алексей Пешков, будущий писатель Горький; там он, по преданию, услышал легенду о горящем сердце Данко...

Ну, а хочешь погрузиться в дороссийскую, дотурецкую старину, — вспомни, что с этого же низкого берега глядел в морскую даль, тоскуя о родном Константинополе, изгнанный заговорщиками византийский император Юстиниан ІІ...