В Кенозерье я побывал впервые — а приехал туда, словно к себе домой. Ну, во-первых, уж очень давно мечтал попасть в эти края, и само название — Кенозеро заранее стало близким.

Во-вторых, теплоту, дружелюбие и гостеприимство, которые я встретил там, можно было ожидать только от родни. И, наконец, половину того времени, что я провел на Кенозере, жил я в деревне, зовущейся Кривцово...

---

Что такое Кенозерье? Озерная гладь, изрезанная глубокими заливами и узкими песчаными мысами; зеленые лесистые берега; часовни, отражающиеся в воде с кувшинками; песни, рожденные много лет назад; пироги с брусникой и морошкой; ржаные рыбники... Таким этот край остался в памяти.

Еще только собираясь ехать туда, я уже знал о Кенозерье немало. Площадь Кенозерского национального парка, разместившегося на территории Каргопольского и Плесецкого районов Архангельской области к западу от верхнего течения реки Онеги, — 1392 квадратных километра.

Его холмистый рельеф сформирован в ледниковый период, а на территории расположено 261 озеро. Еловые и сосновые леса парка — настоящая европейская тайга с богатым живым миром.

Щедрое культурное наследие прошлого включает несколько десятков архитектурных и археологических памятников. Чтобы эти сухие цифры и факты, почерпнутые из книг и «Интернета», обрели реальные, живые очертания, я и поехал на Кенозеро.

	Отреставрированная Никольская часовня — первый опыт сотрудничества норвежских специалистов с Кенозерским парком

Сказка лесных церквей
В России национальных парков — более трех десятков, но Кенозерский поистине уникален. Здешний ландшафт сложился в давние времена и почти не изменился с тех пор.
А места здесь по-настоящему глухие. В этом я убедился, когда еще со станции Няндома ехали на Лекшмозеро, в Морщихинскую, центр южной части парка.

...Неподалеку от Каргополя мне показали место, где в начале 90-х являлся «снежный человек»; о нем писали многие российские газеты. Говорил об этом научный сотрудник национального парка Сергей Синяговский; всерьез, с иронией ли, — я так и не понял.

Он никак не комментировал факты, ссылаясь лишь на сухие милицейские и армейские протоколы; мол, быль это или небылица, решать самому слушателю...
В любом случае, подобная чертовщина может происходить — или даже рождаться в умах людей — лишь в самых отдаленных, заповедных местах.

А еще в дороге, в машине, я слушал рассказ Сергея Афанасьевича о том, как где-то здесь, в глухих районах Архангельской области, он обнаружил «Апостол» — первую из книг, отпечатанных Иваном Федоровым. «Видимо, с сосланным сюда, в Каргополье, а затем на Пинегу, князем Голицыным попала»...

Пару дней спустя, уже в селе Вершинино на Кенозере, показывая фонды парка, Синяговский поведал о найденных им иконах — самая старая XVI века. Вот уж действительно, глушь и отдаленность оказались спасительными для культуры...

Фонды хранятся в каменном здании бывшей церкви, на самом берегу Кенозера. Но главной приметой Вершинина, и, возможно, своеобразной «визитной карточкой» всего парка служит Никольская часовня XVII века на вершине холма.

Изящная, прекрасно поставленная, она хорошо видна еще издали, при подъезде к селу, — но лучше всего смотрится с озера. Причем, выглядит прекрасно и в розоватых закатных лучах, и на фоне хмурого сумрачного неба, и под ярким полуденным солнцем.

Другая гордость парка — уникальный архитектурный ансамбль, «тройка» 1700 года, в деревне Филипповской. «Тройками» здесь, на Севере, называют комплекс из двух церквей с колокольней. Церкви тут часто ставились рядом по две: одна большая, летняя, другая поменьше, зимняя.

Вот и ансамбль в Филипповской состоит из церквей Происхождения Честных Древ Христовых, Обретения Главы Иоанна Предтечи и колокольни; все это объединено трапезной и переходами. Сама деревня, небольшая, со свободно поставленными домами, стоит на высокой гриве между двух озер. Место — красивейшее, привольное. И еще эта «тройка»!..

За деревней, среди старых елей и сосен — кладбище, обнесенное рубленой оградой в человеческий рост, с красивыми резными воротами. На нем тихо, сумрачно и прохладно.

Только слышно, как звенят последние летние комары. Пробиваясь через густую хвою, лучи солнца зажигают серебром паутину между сосновых лап... От ворот и не видно, что среди погоста притаилась часовенка...

А совсем рядом другая маленькая часовня, Кирика и Улиты, напротив, стоит у дороги, на виду. Здесь сухо, все прогрето солнцем; царит запах сосновой хвои. Внутрь часовни ведет маленькая низкая дверь. Снаружи, к задней, западной стене привален высокий резной крест, стоявший, видимо, некогда при дороге. Выбеленный от времени, он, похоже, старше самой часовни.

...На территории парка 35 часовен и 26 поклонных крестов...
В один из дней на небольшом теплоходике «Заря» мы отправились в поездку по Кенозеру. У его южной оконечности, у Глухой лахты, уходящей узким длинным заливом в лесную глушь, пристали к берегу в деревне Зехново.

Она расположилась над небольшим озерцом, которое коротким проливом соединяется с Кенозером. Над деревней, на самом возвышенном месте, среди высоких елей стоит украшенная галереей-гульбищем часовня XVIII века, посвященная Иоанну Богослову.

Финноязычное население жило здесь с незапамятных времен, оставив массу топонимов, — а основателей первых русских деревень в этих краях, по преданию, звали Зех и Мамон: от них-де и пошло название деревни. Кстати, есть на озере Мамонов остров...

Берега Кенозера изрезаны глубоко вдающимися в сушу заливами — лахтами. Длинные мысы и полуострова, не говоря уже о разбросанных по водной глади островах, отделяют один плес от другого, и может показаться, что это не одно озеро, а причудливо изогнувшаяся цепочка водоемов.

...Глубокую лахту перегораживает длинный узкий полуостров, на котором стоит деревенька Видягино. Еще издали над берегом появляется купол деревянной церкви Ильи Пророка конца XIX века; потом, когда теплоход огибает мыс и подходит к церкви с другой стороны, оказывается, что неподалеку от нее, у самой воды стоит и совсем крошечная часовенка — Андрея Первозванного. Она отражается в воде, усеянной кувшинками.

Вот еще мыс, песчаный, низкий, — а на нем табун лошадей. Здесь, на Кенозере, всюду встречаешь животных. Стадо овечек, подобное россыпи серых валунов на склоне холма. Резвящиеся жеребята. Коровы, зашедшие в воду озера. Чтобы скотина не забредала, куда не следует, заборы с берега иногда уходят в воду и продолжаются там на несколько метров...

На севере озера пейзаж холмистый, берега порой поднимаются довольно высоко, даже круто.
В воды Копецкой лахты с возвышения смотрит резными наличниками деревня Тырышкино. Тропинка забирает чуть вверх по косогору; у ее изгиба, справа, возникает придорожная часовенка Крест. Она совершенно крошечная и считается самой маленькой в России. Вероятно, раньше тут стоял придорожный крест — от него и пошло название часовни.

Чуть дальше начинается густая роща. Пройдешь мимо — и не узнаешь, что в самой глубине ее прячется еще одна часовня, большая, с колоколенкой...
Почти под конец путешествия — с переходами на «Заре» по плесам, с пешими прогулками по тропкам прибрежных лесов, — заходим на самый север озера, к деревне Глазово. Прорывая пелену низких облаков, выходит солнце и на зеленом пологом склоне, рядом с группой высоких сосен, освещает часовню Сошествия Святого Духа XVIII века с крылечком и высокой стройной звонницей. Воистину, благочестивые места...

В южной части парка, неподалеку от Морщихинской, есть местность, зовущаяся Масельгой. Эта невысокая гряда имеет удивительное предназначение: она — естественная дамба между бассейнами Балтийского и Белого морей. Идешь по дороге, словно по невысокой насыпи: слева озеро и справа озеро... только вода из одного вытекает в Атлантический океан, а из другого — в Северный Ледовитый!

А чуть дальше, за Масельгой, высится покрытая лесом Хижгора. Поднимешься на нее по тропинке, петляющей среди брусничника, и увидишь на вершине церковь. Небольшая, скромная — но как поставлена! В самом высоком и живописном месте всей округи!..

Когда странствуешь по Кенозерскому парку, может возникнуть ощущение, будто разглядываешь картинки в старинной книге: дремучий лес — и вдруг среди него маленькая, сказочная церквушка с крестом на крыше. Только все это наяву...

Дверь в некоторые храмы приперта лишь палкой. Отворишь, зайдешь внутрь и поразишься: какие яркие краски «небес»! «Небеса» — это еще одна гордость Кенозерья: шесть или восемь больших панелей потолка в многогранном церковном шатре, и на каждой с потрясающим мастерством изображен евангелист или архангел. Мало где еще на Руси сохранились «небеса», — а в парке их полтора десятка!

Путь из Морщихинской в Вершинино, «столицу» северной части парка, был долог. По карте посмотреть, так всего ничего: за день дошагать можно. Но мы-то не пешком, на автобусе.

А дороги прямой нет: ехали через Каргополь, затем вдоль Онеги, переправляясь через нее на уникальном пароме. Держат его металлические тросы, а в движение приводит течение реки...

Конструкция, конечно, допотопная и ветхая, но, видимо, весьма еще надежная: не только наш автобусик, но и груженые лесовозы выдерживает. Затем снова ехали через леса, луга и поля вдоль притока Онеги — Кены, что вытекает из Кенозера.

Через нее тоже есть переправа, по-настоящему музейная — деревянный мост постройки XVIII века. Стоит он на «городнях» — деревянных срубах, засыпанных внутри бутовым камнем. За прошедшие двести с лишним лет мост, конечно, подновляли, ремонтировали; вот он и живет, выдерживая мощные весенние натиски воды...

Дорога заняла полдня. Зато можно было посмотреть на каменные храмы Каргополя, полюбоваться неброскими, но очаровательными пейзажами в селе Бабинском на Онеге, увидеть дома со старинной резьбой вдоль дороги, не спеша оценить красоту Почозера с деревянной «тройкой» в Филипповской — и заглянуть за ограду Почозерского погоста...

Уже подъезжая к Кенозеру, остановились мы у старой одинокой раскидистой сосны. Таких вроде бы кругом было много, — но на ветвях этой ветер трепал разноцветные ленты, платки и просто кусочки ткани...

Оказалось, что эта сосна издревле считается священной, «обетной». Вообще-то, ничего исключительного в этом нет — культ почитания деревьев некогда был распространен очень широко. Но в том-то все и дело, что в других местах «был», а здесь, на Кенозере, жив и сегодня. Придорожная сосна не утратила своей сакральной силы в глазах местного населения. Платок на нее, например, повязывают, уходя в армию, — чтобы вернуться...

С языческих времен здесь сохранился культ поклонения не только одиночным деревьям, но и целым рощам. Такие священные, или святые, рощи — тоже приметы Кенозерья. На территории парка их насчитывается около трех десятков. Некоторые из них естественные, остатки первозданных лесов. Другие, возможно, насажены специально.

Трудно точно сказать, когда первоначально появились эти рощи. Предполагают, что они возникли в местах капищ или вокруг древних идолов. Здесь доселе нельзя рубить деревья, ломать сучья, заготовлять бересту и вообще заниматься любой хозяйственной деятельностью. К этим рощам издревле приходила на гулянье молодежь; был обычай во время некоторых церковных праздников купаться около них в озере.

Окрестное население относится со страхом и почетом к этим местам, считая, что роща принадлежит тому угоднику, для которого в ней построена часовня. Обычно и имена священным рощам даются по названию часовни. Часовня или крест есть едва ли не в каждой подобной роще, как знак ее святости.

Особо чтимы рощи, расположенные на кладбищах. На территории Кенозерского национального парка таких несколько. Одна из них — на кладбище Почозерского погоста, что рядом с деревней Филипповской. Сосново-еловая, с примесью березы, роща имеет весьма солидный возраст: елям и соснам там до 200 лет, березам — за 80.

В 80-е годы XIX века по Русскому Северу путешествовали замечательные этнографы, брат и сестра Николай и Вера Харузины. Побывали они и в Кенозерье. Николай Харузин уже тогда обратил внимание, что некоторые из священных рощ были посажены недавно, другие — стоят веками. А его сестра писала: «Нет сомнения, что тут мы имеем дело с местами, освященными раньше языческими святилищами, теперь же христианскими часовнями».

В Новгородской Руси большинство старинных храмов ставили на местах языческих капищ. Очевидно, при колонизации Кенозера новгородцы (а славянское население на Кенозере имеет новгородские корни) действовали по тому же принципу, сталкиваясь с местным финноязычным населением. Причем, здесь это был мирный процесс, так как рядом находят как языческие, так и христианские погребения одного и того же времени. Не случайно при реставрации некоторых часовен под алтарной частью порой обнаруживают крупные камни, которые могли быть остатками святилищ, стоявших до крещения...

Здесь стоит вспомнить и церковь святого Александра Свирского на Хижгоре. Название последней имеет то же происхождение, что и знаменитый остров Кижи на Онежском озере. «Кижат» по-карельски означает место игрищ, то есть — опять же, языческое святилище! На Хижгоре, в освященном еще волхвами месте, христианские переселенцы соорудили церковь и нарекли ее именем почитаемого в Новгороде святого...

Одним словом, часовни, священные рощи и обетные кресты расположены не случайно и как-то связаны друг с другом. Допустим, священная роща — а посреди нее часовня. Или так: часовня — а от нее дорога к роще. Бывает и так, что две, а то и три часовни отлично видны друг от друга.

...От одной рощи идем к другой по поросшему высокой травой склону. Где-то справа внизу — озеро. Вдруг вижу: вдоль дорожки деревья выстроились почти в «линеечку» — четкий, ровный ряд. То, что мне поначалу казалось кипарисом («Не может быть в здешних северных местах!»), оказывается гигантским можжевельником. Судя по его размерам, посадка очень старая.

Скорее всего, здесь проходил маршрут какой-то церемонии. Возможно, была и часовня. Здесь они почти повсюду, и часто видны одна от другой. Можно сказать, кенозерские часовни, озера и священные рощи образуют свою собственную, сакральную географию.

В Усть-Поче нас встречали и провожали пением
Кенозерская детвора

Какие забытые предания связаны с этими местами, и сколько еще, возможно, предстоит узнать исследователям!

На кладбище Почозерского погоста, на самых старых из сохранившихся могил можно увидеть некое подобие деревянных домиков. Это домовины.

Некогда они служили в качестве гробов: их выдалбливали из ствола дерева и сверху закрывали крышкой, напоминающей крышу дома. За века их конструкция изменилась, да и назначение стало чисто символическим: домовины стали ставить сверху над захоронением.

Но, тем не менее, сама древняя, рожденная еще язычеством традиция дошла здесь до наших дней. И стоят на погосте, вросшие в землю и почти скрытые травой и папоротниками, эти обиталища душ умерших...
А еще — в укромных уголках Кенозерья сильны традиции старообрядчества.

Обилие часовен в здешних местах во многом связано как раз именно с этим. Официальная церковь в последние века не особенно-то жаловала «беспоповские» часовни, — а тем более, когда они украшались не по канону. Икону здесь могут обрамить расшитым платком; могут просто повесить платок у святого лика, поставить рядом открытку или картинку.

Рассказывали мне: когда после реставрации Никольской часовни в Вершинино заново освящать ее приехал епископ из Архангельска, — все подобные «неканонические» предметы из часовни убрали. Но не прошло и нескольких дней, как платки и картинки стали появляться вновь...

На кладбище возле озера под Хижгорой старинные, необычной формы кресты от времени покрылись мхом и лишайниками: на них тоже висят поминальные и обетные ленты, в том числе совсем новые.

Часовни, погосты, священные рощи Кенозерья — не мертвые экспонаты. Здесь совершаются обряды; и, как в старину, заболевшая женщина привяжет к иконе «за здравие» свой любимый платок...

В этих краях не было ни татаро-монгольского ига, ни крепостного права. Не случайно выдающийся собиратель фольклора Александр Гильфердинг определил суть Кенозерья двумя словами: «свобода и глушь».

Октябрьская революция с последовавшей за ней Гражданской войной также почти не затронули Кенозерье. Оно сохранилось, как уголок первозданной Руси; типичный сельский ландшафт Русского Севера, сложившийся еще в XII-XVI веках...