Едва ли возможно представить себе США без электричества и автомобилей. Однако, такая Америка существует, — и не в каких-то апокалиптических фильмах-антиутопиях, а в реальной жизни, всего в трех-четырех часах езды от Вашингтона и Hью-Йорка.

Это уютные сельские районы, где довольно компактно расселены амманиты, или, как их зовут в США, эмиши (у нас встречается и написание «амиши»).

Они до сих пор не приемлют технической цивилизации и в первую очередь — электричества. Поэтому округ Ланкастер в Пенсильвании, где сконцентрировано больше всего эмишей, прозвали даже «страной без проводов».

---

Там разбросаны фермы с огромными амбарами и ветряками; женщины ходят в длинных платьях с передниками и в чепчиках, с коровами управляются босоногие мальчишки в соломенных шляпах; мужчины — бородаты, но безусы, а по дорогам резво бегут лошадки, впряженные в маленькие легкие тележки...

Но тележки, бороды и чепчики — только первый, чисто внешний образ эмишей. За ним скрывается глубокая религиозная философия, которой они истово преданы.
Все 12500 эмишей округа Ланкастер — потомки пары десятков семейств, которые эмигрировали из Европы в начале XVIII века. Поэтому, глядя на почтовые ящики перед тамошними домами, видишь повсюду одни и те же фамилии — Эш, Лэпп, Шольцфус, Фишер...

Свое имя эмиши получили от Якоба Аммана, меннонита*, который в XVII веке порвал со своей сектой и выбрал более строгий и консервативный религиозный путь. Эмиши крестятся в зрелом возрасте; считают, что государство и церковь должны быть разделены; что носить оружие — грех, а праведность лишь в точном следовании слову Христа.

Первые последователи Аммана подвергались на родине жутким преследованиям — их сжигали на кострах, топили в воде. Спасаясь от гонений, эмиши покидали родную Германию и переезжали в другие части Европы. Но, так как им нигде не разрешали владеть землей, они, чтобы сохранить свой сельский общинный образ жизни, в конце концов, были вынуждены эмигрировать за океан.

Первые эмиши прибыли в Америку в начале XVIII века. Уильям Пенн — английский квакер** и основатель Пенсильвании, провозглашавший свободу вероисповедания, предоставил эмишам и меннонитам убежище в юго-восточной части штата, названного его именем.

Поселились эмиши и в других районах США: самая большая по численности группа живет в Огайо. А вообще, в Соединенных Штатах сейчас проживает порядка 90 тысяч последователей Аммана.

Причем, за последние годы их численность заметно выросла, что объясняется несколькими причинами: увеличением продолжительности жизни, отказом от использования контрацептивов и сравнительно низкой детской смертностью.

Представителей обоих сект — меннонитов и эмишей — в США собирательно называют «pennsylvania dutch» — дословно, «пенсильванские голландцы»: американцев подвело сходство немецкого «deutsch» с английским «dutch».

Однако, если меннониты поддерживают свои традиции в основном лишь в религиозной сфере, то эмиши сохранили быт и облик почти в неизменном виде с XVII века. Особенно это относится к так называемым эмишам-«староверам».

Для непосвященного же все эмиши, их быт и даже природа в округе Ланкастер выглядят ожившей картинкой из далекого прошлого. Здесь все кажется игрушечным или, как минимум, музейным. Все чистенькое, аккуратное, маленькое и — словно нарочито несовременное.

Есть такие музеи (и в самой Америке их немало), где для пущего колорита разгуливают ряженые, в костюмах эпохи. Но в том-то все и дело, что тут никакой не музей, а вполне обычная, повседневная жизнь. Хотя даже живущие в соседних крупных городах американцы приезжают сюда именно для того, чтобы взглянуть на диковинку.

Главный город округа и центр «страны эмишей» — Интеркорс. В дословном переводе это название означает «скрещивание, совокупление», что порой вызывает смешки у туристов, особенно в контексте пасторального и консервативного окружения.

Но город получил имя всего лишь от скрещения в этом месте двух дорог — из Филадельфии в Питтсбург и из Hьюпорта в Эри. Первоначально он назывался «Кросс-Кис» — «Скрещенные ключи».

Большинство туристов ограничивается прогулкой по Интеркорсу и автобусной экскурсией по окрестностям. Мне же повезло больше. Хозяин мотеля, в котором я остановился, был меннонитом и имел родню среди эмишей.

Эмиши крайне редко связывают себя брачными узами с кем-то вне своей общины, и лишь для меннонитов делается исключение. Хозяин поговорил со своей женой, она куда-то сходила, и, спустя пару часов, он сообщил, что эмишская семья Шольцфус ждет меня на ужин.

Так я и оказался в гостях у Лероя и Ребекки, которые живут с дочерью Анной и ее мужем Джоном. Вообще-то, у Шольцфусов шестеро детей — еще одна дочь и четверо сыновей, но у тех свои хозяйства, а Лерой и Ребекка просто остались с младшей дочерью.

Чувство некоторого стеснения и неловкости, с которым я направлялся к Шольцфусам (как себя с ними вести, как разговаривать?), прошло почти сразу, как я вошел в дом. Вся атмосфера здесь так и дышала уютом, а хозяева оказались вовсе не какими-то мрачными религиозными фанатиками, а улыбчивыми и радушными людьми. Они сразу же развеяли мои мысли о замкнутости последователей Аммана и их желании изолироваться от общества.

«Наши дома открыты для людей», — сказал мне Лерой.

Обстановка в доме была очень простая; никаких украшений я не заметил, но на всем лежала печать заботы и любви. Дом освещался газовыми рожками (в других домах используется и керосин). На кухне я увидел холодильник — газовый. Вообще, кухня оказалась самой большой комнатой в доме.

И, как я понял, это не просто место, где готовят и едят, а своеобразный центр всей семейной жизни: Ребекка сказала, что обычно именно в ней читают, шьют, а когда дети были маленькими — там они играли и делали уроки. Есть в доме и свой водопровод, работающий от ветряка. В общем, особого аскетизма в быту я не заметил.

Наоборот, обратил внимание на другое: сколько выдумки и изобретательности (взять хотя бы агрегат для подачи воды при помощи ветряка) приложено для того, чтобы максимально облегчить жизнь, не нарушая при этом жестких правил. Доилки в хозяйстве эмишей появились, например, лишь с 1950-х годов. А молоко они по-прежнему охлаждают проточной водой.

Характерно, что запреты на использование электричества, автомобилей и прочих благ современной цивилизации диктуются не религиозными, а нравственными убеждениями эмишей. Само по себе электричество — не зло. Но его применение может принести за собой массу соблазнов: например, телевидение.

На следующий день в одной сувенирной лавочке я, правда, обнаружил электрический кассовый аппарат, — но он работал от аккумулятора. Почему-то для этого источника тока суровые эмишские законы делают послабление...

За столом я оказался рядом с Анной, красивой молодой женщиной в белой шапочке на голове и в черном переднике — это символы замужества. Поженились они с Джоном меньше года назад: поздняя осень, когда сельскохозяйственные работы заканчиваются, — время эмишских свадеб. Ha праздник пришло четыреста гостей.

И это далеко не рекорд, заметила Анна. Она с удовольствием рассказывала о том счастливом дне, хотя я понял, что для жениха и невесты испытание это было непростое. Так как всех гостей за раз не пригласишь, торжества устраивались в три приема. И все это время Анна с Джоном сидели с гостями за столом на самом видном месте.

Как и у ее матери, длинные волосы Анны были расчесаны на прямой пробор и сложены под шапочкой в пучок. Если бы не одежда и не прическа, ничто в ее облике не отличало бы ее от обычных американских молодых женщин.

Одежда, вероятно, самый простой способ узнать эмиша. Женщины носят длинные платья, обычно черного, синего или зеленого цвета, но с обязательным передником: у замужней женщины он черный, у незамужней — белый. Мужчины ходят в черных и темно-синих костюмах. Брюки поддерживают подтяжки; пуговиц на брюках нет, их заменяет система крючков и петель.

Рубашки чистых цветов; белая — для церковной службы. Гардероб дополняет черная войлочная шляпа. Дети одеваются так же, как взрослые, мальчики обычно носят соломенные шляпы. Во всех семьях женщины учатся шить с раннего возраста; у Шольцфусов вся одежда сшита Ребеккой.

Анна улыбалась, без всякого стеснения рассказывая про свою жизнь. Вообще, я заметил, что всем эмишам свойственны какая-то мягкость, добродушие, приветливость. Это тоже объяснила Анна: «Мы следуем принципу — «жизнь слишком коротка, чтобы ссориться, а сердца слишком драгоценны, чтобы их разбивать».

Как и все эмиши, Шольцфусы свободно владеют английским, но между собой говорят по-немецки, а Библию читают в переводе Мартина Лютера. И по старинке окружающих американцев зовут «англичанами»...