Добравшись до Кермана, крупного города в Восточном Иране, мы пересели на древний автобус и покатили по каменистой впадине меж двумя невысокими горными грядами. Меньше чем через три часа мы уже шагали по нешироким улочкам Бама, обсаженным эвкалиптами. Бам – оазис, и помимо эвкалиптов здесь растут финиковые пальмы.

Считается, что финики из Бама – самые сладкие на обширном Иранском нагорье. Городок невелик и по-провинциальному уютен. Если в Западном и Центральном Иране люди одеваются на европейский лад, то здесь на каждом шагу встречаешь мужчин в шароварах и просторных рубахах ниже колен. Это белуджи, населяющие юго-восточную часть Ирана. Но главная достопримечательность Бама вовсе не финики и не смуглые люди в национальных одеждах.

В трех километрах от городка располагается Арг-е-Бам, огромная земляная крепость, в равной мере напоминающая гигантский песочный замок, сооруженный детьми с разыгравшейся фантазией, и декадентские строения Гауди. Сколь велики были владения города-крепости до исламизации Ирана, неизвестно. Скорее всего, твердыня предназначалась для защиты местных жителей от набегов враждебных племен.

Крепость, площадь которой составляет больше шести квадратных километров, целиком построена из необожженной глины. В зависимости от времени суток ее стены становятся то желтыми – по утрам, то почти белесыми – в полдень, а на закате Арг-е-Бам превращается в сюрреалистический замок кровавого окраса.

Бросив рюкзаки в гостиничном номере, мы отправились искать дорогу к крепости. Хотя до нее полчаса пешего ходу, на главной городской улице иностранцев поджидает целая вереница такси, так что проблема поисков была решена крайне быстро, и спустя несколько минут мы уже подъезжали к желто-серой громадине. Прямо перед крепостными стенами шелестит пальмовая роща, а с другой стороны крепости, за давным-давно высохшим руслом реки начинается пустыня. Арг-е-Бам словно охраняет маленький оазис от пыли и жара.

У высохшего русла громоздятся бесформенные глыбы. Это остатки разрушенной стены, которая была когда-то внешним крепостным валом. Между ним и стеной располагался жилой квартал.

Первое, что ощущаешь здесь, – тишина. Но не в гнетущее безмолвие, свойственное мертвым городам, но в медитативный покой, погружен лабиринт улочек... Крепость кажется совершенно пустой. Но пустынность – видимая. Просто руины велики, и в них легко затеряться. Путешественников, а тем более туристов, здесь бывает немного – уж очень далек Бам от нахоженных туристических троп. На тихих желтых улицах зловещей тенью иногда мелькнет черная фигура. Увидишь развевающиеся черные ткани — и невольно содрогнешься.

Однако, это всего-навсего юные студентки архитектурного колледжа гуляют, отыскивая подходящие объекты для эскизов. Бродя меж осыпающихся стен, мы неожиданно вышли к довольно новым на вид сооружениям. То были восстановленные здания зурхане – гимнастического зала; во внутреннем дворе теперь проводятся занятия того самого архитектурного колледжа. Среди студентов преобладают девушки, и это вообще характерно для Ирана – в стране, где мужское население намного превосходит женское, в университетах и институтах чаще встретишь девушек (еще один развенчанный миф – об угнетении женщин в Иране).

Глиняные стены производят странное впечатление – кажется, колупни их пальцем, и они тут же рассыплются. Зачем-то оглянувшись по сторонам, ковыряю шершавую поверхность. С тихим шелестом струится песок.

Тем не менее, крепость стоит уже более пятнадцати веков, и ни ветер, ни влага (дождей, по уверениям аборигенов, здесь практически не бывает, но мы все-таки угодили под самый настоящий, пусть и недолгий дождь), ни люди не сумели разрушить это гигантское сооружение.

Бам был крупным торговым центром на знаменитом Пути пряностей, проходившем из Китая и Индокитая через Центральную Азию и Иран. Даже сейчас чувствуешь, что в этой угрюмой с виду крепости жилось комфортно и приятно всем ее обитателям.

Здесь было все, чего может пожелать душа, – жилые дома, школа, гробницы, бани и даже четыре арены. И, разумеется, караван-сарай, базар и тюрьма. Базар был еврейским, и торговали там тканями – Великий Шелковый путь пролегал совсем недалеко (в сущности, Пряный путь являлся его частью).

На самой вершине находится Цитадель, к которой ведут крутые и узкие дорожки. В Цитадели и жил правитель области Бам, внизу обитали его подданные.

Конечно, был здесь и религиозный центр. Сначала зороастрийский храм, позже на его месте соорудили мечеть. Первоначальное здание мечети возведено в IX в., когда у власти была династия Саффаридов. В дальнейшем она не раз перестраивалась. В северной галерее мечети есть михраб, на котором можно различить дату – 810 год хиджры (1408 год от Р. Х.).

Напротив северного входа в мечеть находится комплекс Мирзы Наима, мистика и астронома XVII в. Школа, жилой дом, баня, гробница, хосейние (ритуальное строение для молитв и скорби по святому имаму Хусейну. Гробница Мирзы Наима – единственная, которую удалось обнаружить исследователям в крепости Бам.

Бродить здесь можно бесконечно: сюрпризы не прекращаются, а ощущение полной оторванности от современной цивилизации лишь крепнет. Большая часть стен и построек оплыла от времени и ветров, но сохранила форму. Кажется, что тебя занесло в картину Дали: нигде нет углов, окно плавно перетекает в пол, а крыша оказывается началом колодезной стены, уходящей в черную глубину.
И все это сделано буквально из грязи: глина вперемешку с пальмовыми листьями. Цитадель сохранилась лучше других построек – она укреплена стволами пальм. Устав карабкаться по стенам, крышам, дорожкам, мы ныряем в темную и прохладную чайхану, нависшую над главными воротами. Здесь можно сидеть часами, попыхивая кальяном или хрустя кусочками каменного сахара.

Толстая хозяйка и щуплый старичок-помощник радуются, как родным, – посетителей сегодня не было. Местные жители заходят в чайхану по субботам, в другие дни – в основном, одинокие путешественники. Изредка из Кермана приезжает автобус с французскими туристами, и тогда у чайханщиков праздник.

Нам приносят чай, персидские песочные пирожные на меду, потом кальян, потом снова чай и опять кальян. Жизнь все больше напоминает рай. Состояние блаженства нарушает чайханщица. После недолгих разбирательств соображаем, что она советует закругляться, потому что скоро стемнеет, а в темноте бродить по пустынной крепости опасно. Решив, что она имеет в виду угрозу свалиться в какую-нибудь яму, мы улыбаемся и всячески демонстрируем наплевательское отношение к подобным пустякам.

Но нет, добрая женщина говорит совсем о другом – у афганцев, дескать, есть привычка похищать людей. Заинтересовавшись, расспрашиваем ее на дикой смеси из английских, французских и немногих персидских слов. Чайханщица говорит возбужденно, взмахивает руками. Оказывается, однажды (!), года три назад прямо из гостиницы похитили трех итальянцев, которых, правда, скоро отпустили. Мы опять улыбаемся: там, откуда мы приехали, людей похищают чаще и, как правило, не отпускают...

Афганцев в Восточном Иране вообще не жалуют, а в Баме особенно, поскольку афганские племена в прошлом не раз завоевывали крепость. А в конце XVIII-го крепость опустела навсегда – в результате внутренних персидских разборок, когда захватчики из Шираза подвергли население Бама невиданным истязаниям. С тех пор, вплоть до 30-х гг. ХХ в., в развалинах крепости размещались лишь казармы. Потом древняя твердыня и вовсе опустела. Поселение, образовавшееся рядом, постепенно разрослось до размеров небольшого города, но саму крепость горожане обходили стороной. И лишь полвека назад ее стали осваивать реставраторы и историки.

Поблагодарив хозяев чайханы и пообещав непременно прийти на следующий день, мы выходим на улицу. Действительно, уже сгустились сумерки, и в красном свете заходящего солнца крепость кажется особенно зловещей. Я забираюсь на крепостную стену, чтобы сделать несколько снимков с верхней точки. Городок поблескивает огнями, ветер доносит монотонную восточную мелодию и протяжный призыв муэдзина к вечерней молитве. Наконец, с сожалением покидаем крепость и, пиная чуть прибитую недавним дождиком пыль, шагаем в город, абсолютная реальность которого лишь подчеркивает ирреальность старой крепости.

Ночные улицы ярко освещены и буквально забиты прогуливающимся и торгующим людом. Хозяева дымных забегаловок едва успевают угощать публику кебабами, удивительно вкусной «парси-колой» (едкая жидкость от американских компаний-монстров, оказывается, может быть и вкусной, – если ее делают на воде из горных источников) и странноватым напитком – газированным кислым молоком.

То и дело наталкиваемся на торговцев горячими бобами – любимым лакомством иранцев, на лоточников с тележками, полными разноцветных пластов халвы. Жизнь в городе затихает лишь после двух часов ночи, чтобы возобновиться на рассвете и снова замереть ближе к полудню.

Проведя жаркий и сухой день среди желтых осыпающихся стен, в подземельях, наполненных странными шорохами, одурев от ветра, который гуляет на верхотуре, особенно приятно оказаться в обыденной суете провинциального городка. Еще приятнее – вернуться на рассвете в глиняное средневековье.

Несколько дней мы отправлялись в крепость и до заката лазали по ее лабиринтам да посиживали в чайхане, где уже стали своими. Из Бама уезжали с большим сожалением и стойкой надеждой вернуться сюда – желательно, поскорее...