И этот путь начался 24 июня 1893 года. В тот день Нансен попрощался со своей молодой женой и маленькой дочкой. «Позади меня оставалось все, что было мне дорого в жизни. Что было впереди? И сколько лет может пройти, прежде чем я все это увижу снова?» — так описывает он этот момент в своей книге.

Путь к цели был долгим. Только 21 июля «Фрам» покинул берега родной Норвегии и двинулся вдоль берегов Евразии на восток. Обогнув крайнюю северную оконечность материка, — мыс Челюскин, лишь в сентябре корабль достиг Новосибирских островов.

Далее, как и планировалось, курс был взят на север. В 20-х числах сентября «Фрам», достигнув 78о 50' с. ш. в море Лаптевых, вмерз в лед. Дрейф начался!

Никто тогда не знал, что впереди были долгие три года нелегкой работы. Да, именно работы, а не пассивного пребывания на беспомощно дрейфующем корабле. В то время никто не слышал о психоаналитиках; еще, увы, не изобрели радио и уж тем более телевидение, далеко было до спутниковой связи, интернета и мобильных телефонов.

Поэтому только активная деятельность могла отвлечь людей от мрачных мыслей, развеять наплывающую временами неуверенность и отогнать волнение за судьбу оставшихся дома близких.

Лишь благодаря работе можно было не сойти с ума от однообразия быта и монотонности окружающей суровой природы. Это явно проступает из записей, сделанных Нансеном. Вот одна из них: «Понедельник, 26 марта. Стоим неподвижно; дрейфа нет. Долго ли продлится это? Весна наступает, но не приносит радости. Здесь так же уныло и холодно, как всегда. Еще семь лет такой жизни или даже четыре — что будет тогда с душой?.. Я не имею больше мужества думать о будущем...

Что будет дома, когда пройдут годы и никто не вернется? Я знаю, это — болезненное настроение; но это бездеятельное, мертвое однообразие без всякой перемены угнетает дух. Нет никакой борьбы, нет даже ее возможности! Все так уныло, так мертво, так застыло и окоченело под ледяным покровом... Даже душа — и та, кажется, застывает! Чего бы я ни дал за один день борьбы, даже за одно мгновение опасности!»

Их этих строк отчетливо видно, что Нансен не был киношным супергероем. Как и любого нормального человека, его временами одолевали сомнения, подчас наступала и апатия. И возможность высказать на бумаге свои печали оказывала на него благотворное влияние, поскольку была, как замечал сам ученый, способом избавления от невеселых мыслей.

Сказанное, на наш взгляд, лишь делает личность Нансена еще более притягательной. Потому что, прекрасно осознавая все трудности полярной экспедиции, он организовал ее работу таким образом, что его друзьям особо некогда было размышлять о целесообразности принятого ими решения.

На судне был выработан строгий режим. Вставали в восемь утра. Главным занятием была, конечно же, постоянная научная работа, в которой принимало участие большинство участников экспедиции. Больше всего внимания требовали метеорологические наблюдения, производившиеся круглосуточно, через каждые два-четыре часа.

Помимо этого, осуществлялись астрономические и магнитные наблюдения, гидрографические исследования (включая собирание животных и растений); наблюдали и за северным сиянием. Понятно, что для несведущих этот, на первый взгляд, короткий перечень вряд ли дает правильное представление об объеме выполняемых работ.

Поэтому приведем одну короткую цитату из книги Нансена: «Среда, 4 октября. Вчера и сегодня ветер с северо-запада. Вчера было -16°, сегодня -14°С. Я занимался целый день опусканием лота** и достиг 1600 метров глубины». Обратите внимание, — целый день! Кстати, никто и предположить не мог, что будут встречены такие большие глубины. Соответствующего оборудования не было, и пришлось самим, на морозе -30 — -40°С, делать проволоку длиною от 4000 до 5000 м., пожертвовав одним из стальных тросов.

Естественно, и кроме главных занятий всегда находилось какое-нибудь дело. Как замечает Нансен: «Нетрудно было придумать для каждого работу, которая бы доставляла ему достаточно движения и развлекала настолько, чтобы время не казалось ему невыносимо долгим». То нужно было исправить что-нибудь на судне или в его оснастке, то достать из ящиков в трюме и передать повару продукты; постоянно приходилось добывать для кухни чистый пресный лед.

Кроме того, всегда оказывалась нужной какая-нибудь работа в мастерских. Наконец, каждый из экипажа был сам себе сапожник. В итоге, спать укладывались лишь около полуночи, поставив предварительно караул.

Понятие полуночи в условиях Арктики имеет совсем другое значение, поскольку и сама ночь здесь вовсе не то же самое, что в умеренных широтах. Для тех, кто подзабыл географию, напомним, что полярная ночь — это не темное время суток, всегда составляющее менее 24 часов.

Полярная ночь — это темное время года длительностью до 176 суток на Северном полюсе. За годы дрейфа Нансену и его друзьям довелось пережить три полярные ночи, когда на протяжении многих недель они не видели солнца. Казалось бы, после этого можно было возненавидеть темноту.

А в книге Нансена мы находим такие строки: «Нет ничего прекраснее арктической ночи. Это страна грёз, окрашенная самыми нежными тонами, которые только можно себе представить…

Одна тень сливается с другой, так что не знаешь, где кончается одна и где начинается другая. Форм нет; все как бы слилось в одну тихую, мечтательно окрашенную музыку, в доносящуюся издали протяжную мелодию.

И не есть ли вся красота жизни так же возвышенна, нежна и чиста, как эта ночь? Придайте ей яркие краски, и она уже не будет более так прекрасна».

Вот вам и пресловутая невозмутимость «холодных» скандинавов! И это далеко не единственный пример художественного стиля доктора Нансена!

Вот еще: «Лед непокоен, и сегодня опять был довольно сильный напор. Начинается он слабым треском и шипеньем вдоль судна, постепенно усиливающимся во всех тонах. То это высокий жалобный тон, то злобный негодующий крик, то ворчание… Шум непрерывно увеличивается, пока не достигает мощности звуков органа; судно дрожит, качается, подымается… Мы испытываем приятное чувство довольства, когда слышим весь этот шум и треск, поскольку остаемся уверенными за свой «Фрам». Иное судно уже давно было бы раздавлено. А у нас лед раздробляется при напоре, куски его втискиваются под тяжелый неуязвимый корпус, и мы лежим, как в постели».

Трудно определить сразу, чего больше в этих словах — поэзии души, строгости ученого или удовлетворенности организатора, который хорошо знает и делает свое дело. Думается, всего понемногу. Во всяком случае, умение воспринимать красоту подчас грозных природных сил помогало выдержать долгие месяцы дрейфа. А он то радовал, то огорчал Нансена.

Временами «Фрам» решительно продвигался на север, и сердце руководителя экспедиции наполнялось радостью. Но, вдруг, словно передумав, корабль приостанавливался и начинал двигаться в противоположную сторону. Иногда в течение двух месяцев оказывалось, что «Фрам» практически стоит на одном месте. Поэтому Нансен однажды и записал: «Мы подвигаемся с жалкою скоростью улитки, но без постоянства последней».

Казалось бы, все идет по плану. В безопасности пребывания на судне, которое уже прошло неоднократные испытания на прочность, сомневаться не приходилось. В помещениях, освещаемых электричеством, было тепло. Запасы угля для топлива, а также динамита и пороха для подрыва льда тоже не вызывали опасений. Благодаря заранее продуманным мерам, удалось избежать бича полярных экспедиций — цинги.

По вечерам, во время отдыха, члены экипажа нередко проводили время вместе за нехитрыми играми. «Я почти стыжусь образа жизни, какой мы здесь ведем. Нет и помину о тех, нарисованных мрачными красками, страданиях длинной полярной ночи, которые неминуемо должны будто бы сопровождать каждую полярную экспедицию. Нам нечего будет сообщить об этом, когда мы вернемся домой», — замечает Нансен, описывая быт на «Фраме»...