Его имя стоит в японской энциклопедии рядом с именами прославленных писателей и деятелей культуры. В Японии издавались его трех- и пятитомное собрания сочинений, несколько книг о нем. Жители Страны Восходящего Солнца называли его Айлосянке...
Великий китайский писатель Лу Синь оставил переводы сказок Ерошенко и послесловия к ним.

Философ-гуманист, рассказчик-импровизатор, поэт, музыкант, певец, шахматист, полиглот, знавший более десяти языков, — этот удивительный украинец, потерявший в детстве зрение и объехавший полмира, написал множество сказок, стихов, притч, баллад, легенд, очерков, рассказов.

Он был гением воли, героем преодоления недуга — незрячести.
Он был наследником славных украинских слепых кобзарей, которые ходили по земле, даря людям песни, думы и твердость духа.
Он хорошо известен на Востоке, хуже на Западе, но менее всего — в своем отечестве.

---

Современники запомнили его таким: немного наивное, почти детское выражение лица, волнистые льняные пряди волос, сапоги, косоворотка, широкий пояс с пряжкой, всегда чуть склоненная вправо голова — весь его облик проникнут каким-то артистическим достоинством.

Особенно прекрасен был его негромкий голос, выдававший в нем натуру страстную и мечтательную. На лице печальная улыбка, которую Лу Синь называл «улыбкой страдания». Во всем облике было что-то от сказочного Леля…

В этот мир Василий Ерошенко пришел под Новый год — 31 декабря (по старому стилю) 1890 года в селе Обуховка Старооскольского уезда Курской губернии, в крестьянской семье переселенцев с Украины.

Младенца понесли крестить в лютый мороз, а батюшка по случаю праздников был нетрезв и уронил ребенка в купель с ледяной водой. Ребенок выжил, но мать заметила, что ручки мальчика как бы ищут что-то в воздухе и часто промахиваются, прежде чем ухватить яркую игрушку.

Беда уже выбрала Василия, нацелилась и шла к нему — к четырем годам он ослеп навсегда… Последнее, что осталось в его памяти: синее небо, белые голуби над деревянной сельской церковкой и усмехающееся лицо матери...

Отныне весь мир его воплотился в звуках. Вскоре Вася научится ориентироваться по ним — в селе, в лесу, в поле — не хуже, чем в отцовской хате...

В Обуховке, где среди вишневых садов белые украинские мазанки соседствовали с темными рублеными русскими избами, к юному слепцу быстро привыкли и перестали удивляться, когда он шел без палки.

Местный помещик, граф Орлов-Давыдов, у которого отец Василия — Яков Васильевич Ерошенко — арендовал землю, устраивает девятилетнего мальчика воспитанником приюта «Московского общества призрения, воспитания и обучения слепых детей», действовавшего под покровительством императрицы Марии Федоровны.

В этом приюте Василий познал тайну шести выпуклых точек азбуки Брайля: из их сочетаний под пальцами рождались буквы, из букв — слова. Плотная, вся в пупырышках, бумага заговорила, зазвучала для Ерошенко голосами героев пушкинских сказов, стихов Некрасова и Шевченко. Ночью, когда школа затихала, Василий брал с собой толстый том и, водя пальцем по точкам, читал, читал… Когда все книги из приютской библиотеки были прочитаны, стал сочинять сам.

Владея хорошим слухом и голосом, он учился играть на скрипке и гитаре. Учителя прочили ему карьеру музыканта. Ерошенко поступает в Московский хор и оркестр слепых.
Каждый вечер на сцену ресторана «Якорь», что на Сухаревской площади, стал выходить высокий юноша с гитарой. Страдальческая улыбка освещала нежное, даже чуть женственное лицо. Он откидывал волнистые льняные волосы, ниспадавшие до плеч, и начинал петь. Заказывали обычно «цыганщину»; платили щедро…

Под утро Ерошенко шел ночной Москвой в доходный дом для слепых на Мещанской улице, где в комнате-пенале его ждала койка.
Заработанные деньги он отдавал вечно безработному актеру, который за это читал ему Пушкина, Андерсена и Шекспира...

А вечером — снова ресторанный чад; спертый, прокуренный воздух, пьяный говор, и визг, и хохот, и бесконечные водочные подношения. «Сколько раз мне хотелось уснуть и никогда не проснуться», — вспоминал этот период Василий...

Наконец, в его судьбу вмешался счастливый случай.

На слепого юношу обратила внимание Анна Николаевна Шарапова, родная сестра Л. Н. Толстого. Именно она и пригласила Ерошенко, поразившего ее глубиной суждений и интеллигентностью, на свои курсы эсперанто*.

Шарапова свято верила в универсальное предназначение этого искусственного языка и переводила на эсперанто даже книги своего брата. Обнаружив у Василия блестящие способности, она стала его духовным наставником и старшим другом.

Анна Николаевна посоветовала Ерошенко продолжить свое музыкальное образование, — но, так как в России слепых в консерваторию не принимали, Шарапова обратилась в лондонскую Королевскую музыкальную академию для незрячих.

Тем временем Василий начал усиленно изучать эсперанто и уже через два месяца заговорил на новом для него языке.

Из Лондона пришел вызов. В 1912 году слепой музыкант берет билет третьего класса и сам-один отправляется в путь. Зеленая звездочка, символ общества любителей эсперанто, помогла Василию перебраться через четыре страны в Англию.

Его передавали по «зеленой эстафете» от одного эсперантиста к другому. «Могу сказать, что лампа Аладдина не могла бы помочь мне больше, чем зеленая звездочка эсперанто», — позднее писал Ерошенко.

В Лондоне он усиленно изучает английский язык и классическую музыку, посещает библиотеки и музеи, чтобы углубить свои познания в вопросах мировой истории и культуры.
В английской периодике появляются первые стихи Ерошенко, которые начинаются словами:

«Счастливейшего человека нет на свете,
Я вижу солнце, я вижу свет…»

На английском языке он пишет сказки для детей. Они были изданы и вызвали одобрительные отзывы британских критиков.

Затем Василий едет в Париж, изучает французский язык, слушает лекции в Сорбоннском университете. Когда Ерошенко возвращается в Англию, его ждет неприятное известие: за связь с эмигрантами-марксистами ему приказано покинуть страну.

Приехав в родную Обуховку, он начинает усиленно готовиться к путешествию, но теперь уже на Восток: самостоятельно изучает японский язык, переписывается с эсперантистами Японии, Кореи, Бирмы.

В 1914 году журнал эсперантистов писал: «Слепой московский эсперантист господин Ерошенко, предпринявший в прошлом году поездку в Англию, отправляется теперь в Токио. Господин Ерошенко путешествует без поводыря».

Осенью 1914 года Ерошенко становится слушателем Токийской школы слепых, — а уже через год после приезда в Японию может свободно объясняться на японском языке. Часто его выручала необыкновенная память. Иностранные языки Василий изучал на слух, часами слушая живую речь или пластинки.

Участвуя в публичной дискуссии с великим индийским писателем и философом Рабиндранатом Тагором, выступавшим тогда в Токийском университете, молодой Ерошенко поразил маститого лектора глубоким знанием христианского вероучения, древних текстов буддизма и дзен-буддизма, изречений пророков ислама.

Тагор настолько заинтересовался доводами Ерошенко, что подошел к нему после окончания дискуссии, чтобы продолжить спор.

В 1916 году в одном из токийских журналов была опубликована первая новелла Ерошенко, написанная по-японски — «Рассказ бумажного фонарика». Автор пользуется методом «черно-белого описания», близким сердцу японского и китайского читателя. Украинец сумел написать на материале чужой культуры так, словно он был местным уроженцем!..

Однажды Ерошенко сказал о Японии так: «Слишком мало земли и слишком много счастья». Друзья-японцы, близкая подруга — Камитика Итико окружили его такой заботой, что Василий казался себе Одиссеем, который чересчур долго гостит у очаровательной Цирцеи. Из Японии он решил уехать в Сиам (Таиланд).

— В Сиам? Зачем? — спрашивали его. И Ерошенко объяснял, что хочет познакомиться с древней культурой, обычаями и поверьями этой загадочной страны. А еще — в Сиаме, говорил он, нет школ для слепых…

Ерошенко приехал в Сиам, когда там начали ограничивать деятельность всех иностранцев. И поэтому его план — создать школу слепых — был обречен на неудачу.
И Василий переезжает в Бирму.

Познакомившись с необыкновенным слепцом, бирманцы решили назначить его директором школы для слепых...