Яблоница, Ворохта, Яворов, Криворивня – это названия гуцульских деревень. Каждое говорит само за себя.
Например, название Криворивня старики объясняют так.

Когда один из селян выходит из дома, недалеко, прямо перед ним стоит дом соседа. Так близко, что они легко говорят меж собою. Но когда один из них решает пойти в гости к другу, то проходит час или больше пока тот доберется.

А все из-за извилистого Черного Черемоша, на берегах которого стоит селение. Отсюда и название Криворивня – и криво и ровно. Вообще, гуцульские села совершенно непохожи на привычные нам деревни.

На карте они выглядят так, будто кто-то высыпал на бумагу толченого угля и равномерно разбросал по Карпатам.

Дома в селах не стоят стена к стене. Вокруг каждого дома огромные пространства огороженных плетнями полей. Метров через пятьсот еще дом и пастбища с куцыми овцами. По такому селу можно идти час, два, три, а конца и края так и не увидишь.

- Тебе надо сходить к Попивняку. Он сам резьбарь по дереву, да художник. Много тебе интересного покажет. – посоветовал Иван.
- Идти до него не далече. По дороге, до церкви, а там по стежке через холм… Да спросишь кого – все знают!

Как просто все бывает на словах… Я блуждал в балках, залитых сизым дымом сжигаемых листьев. Спрашивал дорогу – все, как заведенные, говорили «Да, то ж маленько озталося!» Но лабиринт из холмов и оврагов казался нескончаемым. Выручил извозчик.

- А! Попивняк! Знамо, сидай! – с необъяснимым удовольствием проговорил он и кивнул в повозку запряженную двумя тяжеловозами.
– Иште! Иште! – Веселясь крикнул уже лошадям и мы покатились к Попивняку.
– Дед Михайло, мужик что надо. Вин у самого Ельцина хату робив. – он оглянулся, явно наслаждаясь произведенным впечатлением.
– Да, да в Москву, к самому Ельцину ездил. – мужик довольно заржал.

Когда я, наконец, добрался до леса, на околице которого жил художник, солнце уже склонялось к западу и времени до темноты оставалось совсем немного, а еще обратно возвращаться.

Сам дед Михаил сидел на крыше свежесрубленного дома рядом с блюдцем спутниковой тарелки и что-то мастерил.

- Да, вот, дом новый строю. – немного смущенно проговорил он спустившись.
Дед Михайло потомственный мастер. Мальчишкой смотрел как отец резал фигурки из дерева, а за ним и сам подвязался. Потом как-то за кисть взялся. Ничего. Получается.

- Мне тут селяне ваши сказали, что вы к Ельцину ездили дам строить.
- Ну, да. – усмехнулся он – В Москве был. Только не у Ельцина, а у Куликова. Министр он там какой-то. А то мужики разнесли, понапридумывали всякого…

Дед Попивняк в Ясиня почти достопримечательность. Всех редких туристов (немцев, чехов) направляют к нему. Но это не значит, что у гуцулов мало талантов. Скорее наоборот. Каждое село стремится чем-то выделиться от остальных.

Это качество, похоже, у гуцулов в крови. Одно село славится мастерами по дереву, в другом выделывают отличные лижники – ковры из овечьей шерсти.

И во всех Карпатах на найти двух похожих. На каждом свой узор. Но узор это не прихоть его создателя, а история семьи. Любая закорючка, фигурка что-то да значит. Птица, например, обозначает рождение в семье девочки. Ковер это своеобразная летопись, генеалогическое древо семьи.

Однако сегодня часто многие забывают обычаи, традиции и штампуют лижники десятками – зачастую народный промысел единственное средство выжить.

Все плоды народного мастерства стекает с Карпат в Косов (не югославский, конечно) в Прикарпатье на огромную гуцульскую ярмарку. Здесь есть все: народные костюмы, украшения, писанки, коныки, так называемые сырные игрушки.

Рано утром, по выходным здесь собираются десятки машин и скупают оптом лижники, резные фигурки и развозят их по всей стране, продавая их втридорога.

Горы отались позади. Косов последнее (или первая, как посмотреть) селение украинских горцев. Выезжаешь из него и перед тобою лишь бескрайние равнины. Автобус едет, час, другой, а над страной карпатских горцев попрежнему окутанная голубой дымкой Говерла.